Фотограф

о’Лик Франсуаза

– Омлет! – встревоженно бросил Никитос и умчался на кухню, откуда уже пахло горелым.

Я ухмыльнулся, зашёл в комнату и прикрыл за собой дверь.

– Нам бы тоже перекинуться парой слов, м-и-л-а-я.

Девушка в сером, а сейчас – слишком румяная девушка – испуганно натянула одеяло до самого носа.

– Ничего не хочешь мне сказать? – мягко спросил я, присаживаясь на корточки у постели девушки.

Она чуть шевельнула ногами, пытаясь видимо поправить съехавшее одеяло, и, судорожно выдохнув, прикрыла на секунду глаза. Когда она вновь распахнула их,

то в ее взгляде я прочитал настолько неприкрытое удовольствие, что просто не мог удержаться и сказал:

– Да ладно, серьезно? Ты лежишь в моей постели и ласкаешь себя?

Девушка в сером покраснела так сильно, что невероятное стало очевидным, и я расхохотался:

– Черт возьми! Значит вот как обстоят дела? Ты встречаешься с Никитой, а удовольствие получаешь в моей постели?

– Егор, – просительно прошептала она, но я пропустил это мимо ушей.

– Застенчивая скромняшка оказалась не такой уж и скромняшкой, да? – продолжал ухмыляться я. – На что ещё ты готова, чтобы получить бесплатные фотографии? Может, примешь участие в следующей пятничной фотосессии? В прошлый раз, знаешь ли, многие птички выдохлись раньше времени…

Я нёс какую-то чушь, сам не понимая, почему скатывался в злость, в желание задеть ее по-сильнее. Возможно, во мне говорила обида – ведь я всё время заботился о ней, а она при первой же моей отлучке переметнулась в чужой лагерь. Но я видел, что мои слова не задевали ее, наоборот – ее зрачки расширялись и дыхание становилось всё глубже, словно она была не против моего предложения!

И мои тормоза совсем отказали:

– Так что ты могла бы поучаствовать, подставить свою попку для меня или ещё кого-то. Или ты бы предпочла получить сразу в два раза больше удовольствия, м? Ты не стесняйся, только скажи “да”, и я всё устрою. Поверь, тебе понравится, и ты будешь приходить ко мне на фотосессии ещё и ещё, как голодная кошка за добавкой…

Она вся как-то напряглась, а затем с ее губ сорвался полувздох-полустон, и я был готов поспорить на свою студию, что девушку в сером – такую стеснительную! – накрыл оргазм от одних моих слов.

Я мог бы продолжить, наговорить ей ещё много всего – а возможно и не только наговорить, потому что черт меня побери, если я не хотел нырнуть к ней под одеяло – но нас прервали. Дверь в комнату открылась, и вошёл Никитос:

– Вы почему закрылись?

Я взглянул на девушку в сером, но сейчас она явно была не в состоянии связывать слова в предложения, и ответил:

– Не хотелось подслушивать разборки командоса и стриптизерши.

– Разумно, – кивнул мелкий. – Но они уже закончили. Так что пойдёмте позавтракаем. Мы будем ждать тебя на кухне, милая, – сообщил он девушке в сером, та кивнула, а я скривился от его “милая”.

Никитос вышел и, обернувшись, многозначительно посмотрел на меня. Мол, дай даме одеться. Чертов джентельмен! Дама хотела как следует кончить, идиот! Дама нуждалась в рыцаре, умеющем трахать, а не готовящем омлет! Дама возможно была бы готова даже с нами двумя, если бы ты вёл себя, как мужик, умеющий брать!

От последней мысли меня передернуло –

это было уже перебором. Делиться ею… нет, я был не готов. Тем более с мелким. Тем более девушкой в сером, которая была всё же моей находкой. Но какого черта она ничего не возразила и согласилась на статус его девушки?! Возбуждение весь мозг накрыло? Или она снова вела какую-то игру? С неё сталось бы. Что-нибудь в духе “окрутить трёх братьев и заставить их драться за неё”. Вот только братья попались неправильные – у командоса пассия уже была, да такая, что ему приходилось каждый день доказывать ей своё главенство, а мне… мне такие игры ни к чему! У меня вокруг полно других птичек – более честных и сговорчивых. Вот Лиля, например. При мыслях о ней я улыбнулся – вчерашнее обещание минета мне понравилось.

Ну а Никитос – он да, был готов служить даме сердца и до конца своих дней быть ее верным рыцарем. Тьфу блин! Аж противно. И как он только смог таким вырасти – на наших-то с Костянычем тусовках? Где даже пальцем шевелить не нужно было, птички сами спускали трусики и запрыгивали сверху?

Я вздохнул.

– Как думаешь, она согласится пожить у меня? – прервал мои мысли мелкий, заставив меня вздрогнуть.

– Пожить у тебя? В смысле… зачем?

Это была какая-то отчаянно безумная идея! Натуральный бред! Надо было срочно звать Костяныча, чтобы промыть мозги мелкому.

– Так ведь ей сейчас негде, – пояснил Никитос, поднимая крышку сковородки. – Дома муж, а других квартир у неё нет. Не у тебя же ей оставаться в самом деле.

– В самом деле, – ошарашено пробормотал я.

То есть вот так действуют джентельмены? Сходу отрезают все пути к своей, то есть чужой, даме?!

– Вообще она может и здесь остаться. У меня и студия вполне себе жилая, я мог бы там пожить, – тут же добавил я.

Да, я не джентельмен. Я хотел иметь возможность заявиться однажды и взять то, что мне положено!

– Ну, это как-то неудобно, – пожал плечами Никитос. – Да и к чему нам с ней жить раздельно, если…

За моей спиной раздались шаги, и я обернулся. На пороге кухни застенчиво стояла девушка в сером – в своих, разумеется, серых узких штанах и, черт побери, в моей белой рубашке.

Мила

Егор и Никита стояли на кухне – слишком разные и непохожие, чтобы их можно было принять за братьев. И, конечно, если уж и выбирать кого-то из них, то следовало выбрать Никиту, но… но я стояла перед ними в рубашке Егора, и наслаждалась тем, как приятно она ощущалась.

Я никогда не носила мужские рубашки – не было необходимости. Но сегодняшний день – точнее, последние сутки – рушили все мои привычные понятия и поступки, поэтому, когда я обнаружила дыру на своей футболке, то залезла в шкаф Егора. В конце концов, я побывала уже в его постели! И была уличена в развратных действиях – после этого, позаимствованная рубашка, наверное, была ерундой?

– Ничего, что я в твоей рубашке? – неловко спросила всё же я. – Моя футболка порвалась после… после всех событий.