Фотосессия в жанре ню
Шрифт:
У него была седая борода, гладкие розовые щеки и блестящие глаза, подрисованные коричневым карандашом.
– Ты кто? – севшим голосом спросил совершенно замороченный Сергуня.
– Дед Пихто! – залившись серебристым смехом, весело ответил неправильный старикан. – Вам денег дать? Я обещала триста рублей, но могу и добавить!
– Тогда добавьте четырнадцать рэ, а то из этих трех сотен моих – только пятьдесят, – потирая виски, невразумительно попросил Сергуня.
– Только сначала объясните, как к вам попал мой телефон? – реденьким веером
– Малец принес, пацан знакомый, – не стал запираться Сергуня. – Сказал – пьяная баба в подъезде обронила, а он и подобрал.
– И вовсе я… Она была не пьяная! – Неправильный дед почему-то обиделся, но деньги Сергуне все-таки отдал.
Через десять минут он вернулся на помойку, без комментариев вручил своему нанимателю две сотни и один полтинник и, обращаясь к товарищам по партии, сказал:
– Васек, Иваныч, подъем! К ларьку по-шли. Раздавим последнюю, а потом я пойду.
– Кда ж ты пъдешь, Сргуня? – уловив в голосе товарища душевную боль, сочувственно спросил его неустойчивый приятель.
– Куда-куда… В анонимные алкоголики пойду, – мрачно ответил Сергуня. – Все, баста! Допился уже, ни фига не отличаю мужиков от баб!
Подозрительного мужичка, семенившего по направлению к фонтану по аллее, Малинин выхватил из разреженной толпы гулявших граждан цепким взглядом с недобрым прищуром. Очень, очень странно тот мужичонка выглядел!
Отвратительно женственный, несмотря на окладистую боярскую бороду, мужичок-старичок был одет как юный придурок. Его рокерская кожаная куртка очень плохо сочеталась с походкой, потому что шажки подозрительный дед делал мелкие и скользящие, как в менуэте. А ногти его маленьких цепких пальчиков были слишком уж розовыми и блестели, как лакированные.
– Может, и вправду – маньяк-извраще-нец! – вслух подумал Малинин.
Он присмотрелся и отчетливо увидел в просветах между аккуратными пальчиками что-то еще более розовое. Старикашка сжимал в кулачке небольшую перламутровую вещицу, чрезвычайно похожую на запомнившийся Андрею девичий мобильник.
– Та-аак! – зловеще протянул Малинин, напрягаясь.
При этом бабкино пальто на нем заметно вздыбилось, уступая напору каменеющих мускулов.
Какие-то мамочки с колясками испугались этого зрелища и резко изменили направление движения.
Мужичок-старичок, однако, не обратил на Малинина в боевой стойке никакого внимания. Скользнув по его внушительной фигуре незаинтересованным взглядом, он уселся на бортик закрытого досками фонтана и открыл перламутровый телефон.
– Та-ааак! – еще более зловеще повторил Андрей и отступил за елку.
Пробежав через клумбу, где самозабвенно драл когтями сосновый ствол ряженый Снегурочкой Ваня Пух, Малинин незаметно зашел в тыл к противнику и засучил рукава пальто.
Старикашка выглядел хиляком, и Малинин решил, что бить его он, пожалуй, не будет. Просто крепко возьмет за жабры, поднимет в воздух и в этаком неуютном для клиента положении
План был хорош и, как большинство хороших планов, сорвался еще до начала реализации. Едва Малинин распростер над клиентом загребущие руки, как во внутреннем кармане бабкиного трижды клятого пальто оглушительно заблажил мобильник.
Малинин замер с вытянутыми руками, как советский гимнаст в увертюре утренней зарядки. Старичок-мужичок обернулся на шум и тоже замер, держа в руке перламутровый мобильник, занятый важным делом – вызовом абонента. Зоркий Малинин разглядел на дисплее чужого мобильника вызываемый номер и с удивлением, но без колебаний опознал его как свой собственный.
Седобородое розовощекое создание захлопало накрашенными ресничками.
– Вот дура! – со злостью сказал Андрей и полез в бездонную глубину кармана, в который бабка, жутко боявшаяся воришек, прятала деньги и ключи.
Сатиновый спецкарман был длинным и скользким, как кишка. Озверевая от непрекращавшегося звона канувшего на самое дно кармана мобильника, Малинин сделал страшное лицо, и только тут Ольга Павловна его узнала.
– Это ты-ыы?!
Сначала она расплылась в идиотской улыбке, а потом захохотала, как сумасшедшая.
– На себя посмотри! – огрызнулся Малинин, но через несколько секунд тоже сначала хмыкнул, потом фыркнул, а потом и заржал.
Черт его знает, как получилось, что они поцеловались! Сначала неловко и коротко, а потом основательно, с увлечением, да так и застыли, обнявшись: громоздкая баба, как сестра-близнец похожая на боксера Валуева, и хлипкий бородатый гном…
– Ну и парочка! – захихикали прикатившие к фонтану мамочки с колясками.
– Оба такие уроды, а погляди ж ты – нашли друг друга, и у них любовь! – покачивая головой, сказала одна.
– У них еще и детки! – вздрогнув, добавила вторая.
Из-за елок к целующейся парочке уродцев косолапо поспешало дивно страшненькое дитятко в умопомрачительном парчовом сарафане.
– Некоторым людям надо законодательно запретить размножаться! – брюзгливо сказала первая мамочка и вновь развернула коляску.
– И что теперь? – осторожно потрогав пальчиком припухшую губу, спросила Оля.
Малинин не понял, о чем это она, и на всякий случай осторожно ответил:
– Пока не знаю…
– Это был не маньяк! – Оля подняла на него глаза. – Просто алкаш какой-то. Наверное, он подобрал мой телефон в подъезде. Как ты думаешь?
Она смотрела на Андрея доверчиво и совсем не хищно. Он успокоился. Очевидно, внезапно возникшее опасение, будто сразу же после первого поцелуя хорошая незамужняя девушка потащит его в ЗАГС, было беспочвенным.
– Так и думаю: это не маньяк, – с облегчением согласился Малинин. – Нет никакого маньяка!
– Почему это нет маньяка? – Оля обиделась и отстранилась от него. – Между прочим, сегодня утром какой-то мужчина в черной одежде с фотоаппаратом подкараулил меня у окна и сделал целую серию моих снимков в неглиже.