Фрактальные узоры
Шрифт:
— А для чего он? — поинтересовался Кен.
— Ну так я их то же самое и спросил! И вот что ответил Ал… насколько я смог запомнить, конечно. Эта штука позволяет наблюдателю воздействовать на весь мир вокруг, точь-в-точь как акт измерения действует на единичный атом. Говоря попросту, пустить все по тому пути, по какому только захочешь. «Вроде магического зелья?» — спрашиваю. «Ага, — говорит он. — По Дираку так примерно и получается. Но я сам никогда не пробовал, потому что в такую дурную физику не верю!» Я удивился: «Вы что, мне вот так просто его отдаете?» Он кивает. Ну, я и взял… Сунул пузырек на полку да и забыл, потому как на что оно
— Ты хочешь сказать, что если бы ты не захотел, то я бы и не родился? — воскликнул Кен, едва сдерживая гнев.
— Ну, это ты загнул… Просто я изменил все так, чтобы ты приехал сюда и захотел остаться.
Кен сжал кулаки.
— Но это же просто смешно! Я свободный человек и делаю то, что хочу! Меня никто не может заставить!
Риз пожал плечами.
— Думай, что хочешь, сынок. Я что слышал от них, то и рассказал. Все как было. Может, это просто совпадение, не знаю…
— Нет, признайся, что ты все выдумал! — не унимался Кен.
— Извини, не могу. Все чистая правда, до последнего слова.
Кен в сердцах швырнул на пол гаечные ключи.
— Все, хватит! Если ты в это веришь, я не желаю больше здесь работать! Пока не признаешься и не извинишься, не вернусь, так и знай!
Он повернулся и пошел к двери. Старик не шевельнулся, чтобы его удержать.
Прождав несколько недель и, не получив весточки от Риза, Кен завербовался в армию, а потом сорвавшийся с креплений двигатель исключил всякую возможность примирения. Очевидно, старый механик не сумел больными руками как следует его закрепить, и куча металла, падая, проломила ему голову. Удивительный СТП — если, конечно, он вообще работал — не мог даровать своему обладателю всеведения или сделать неуязвимым. А может быть, просто-напросто истек срок действия принятой капли.
Первым делом, унаследовав мастерскую, Кен полез на полку и отыскал магический пузырек. Он стоял все там же в углу, и рядом лежал клочок бумаги с названием, написанным характерным почерком Альберта Эйнштейна.
И теперь, отодвинув остатки ужина и облизывая кетчуп с пальцев, Кен встал из-за кухонного стола и снова отправился в гараж к заветной полке.
Последняя капля таинственной жидкости лежала на дне пузырька, похожая на сияющую черную жемчужину.
Кен размышлял об этом уже год. Не то что бы он до конца верил в фантастическую историю… но почему бы не попробовать? Единственная проблема состояла в том, что он не знал, чего попросить. Также, как и Риз в свое время, он был вполне доволен своей жизнью независимо от того, выбрана она была им свободно или навязана чужой волей. Заказы поступали, денег хватало — чего еще можно желать? Раньше ему, правда, случалось, тосковать о приятной компании, но то, что случилось сегодня… Мона Джей — она пришла сама, без всякого магического вмешательства. Больше ему ничего не нужно.
Мона Джей… Она казалась вполне рассудительной, спокойной, уравновешенной. Однако Кен чувствовал, что под жизнерадостным фасадом скрывается глубокая внутренняя неудовлетворенность, связанная скорее всего с неудачей в актерской карьере.
Решено!
Кен вошел в спальню. Его подруга мирно спала, лежа на спине, раскрытая до пояса. На левой груди виднелась татуировка — где, интересно, во время своих странствий она успела ее сделать?
Уже наклонив волшебный пузырек над головой Моны Джей, Кен вдруг заколебался. Что, если он совершает непоправимую ошибку? А вдруг все-таки именно СТП виновен в гибели Риза? Хорошо бы сделать эффект обратимым…
Взгляд его упал на странное кольцо у Моны на пальце. Она называла его кольцом настроения. Жидкокристаллическая вставка реагировала на тело носителя, отражая, как утверждалось, эмоциональное состояние человека. Сейчас настроение Моны Джей было блаженно-голубым.
Он решительно сжал пузырек и вылил последнюю каплю магического эликсира на кольцо. Жидкость мгновенно впиталась в поверхность искусственного камня, не оставив следа, словно втянутая какой-то странной силой.
Кен ждал, затаив дыхание… Не дождавшись, разделся, лег рядом с Моной Джей и заснул.
Потому он и не заметил никаких чудес.
3. Лихорадка субботнего вечера
Проснувшись, Кен удивился. В туалет не хотелось. Совсем. Это было в высшей степени необычно. Как правило, его своенравный мочевой пузырь за ночь надувался до отказа, как бы мало он ни старался пить перед сном. Может, все дело в недавнем возобновлении сексуальной жизни? Кто знает, в конце концов, его специальность — автомобили, а не человеческая физиология… Он рассеянно сунул руку под одеяло, чтобы почесать промежность, как всегда по утрам.
Там оказалось пусто.
Он медленно, очень медленно приподнял одеяло и заглянул под него.
Глаза подтвердили невероятное ощущение. Промежность была такой же голой, как у его тезки — неизменного спутника Барби.
Кен затравленно оглянулся. Мона Джей отсутствовала. Он поспешно выкарабкался из постели.
— Мона Джей, иди сюда! Скорее! У меня пропал член!
Уже прокричав эти слова, он осознал, что столь эксцентричное утверждение едва ли может быть воспринято всерьез. Во всяком случае, сам бы он ни за что не поверил… Однако, очевидно, Мона Джей мыслила менее ординарно или отличалась большей отзывчивостью. Так или иначе, из соседней комнаты тут же донесся звук шагов.
В дверях появилась… актриса Эли Макгроу. Она была обнажена, и Кен сразу обратил внимание, что внизу живота у нее также отсутствуют малейшие признаки необходимого материального оснащения.
На пальце Эли сверкало кольцо настроения.
— Мона Джей? — пораженно воскликнул Кен.
— Кен?
— Ты стала другая!
— Ты тоже!
Понимая, что отсутствия у него гениталий было бы недостаточно для подобного утверждения, Кен бросился к зеркалу.
Оттуда смотрел Райан О’Нил.
Кен подавленно опустился на кровать и сжал голову руками.
— Не могу поверить… Зачем ты это сделала, Мона Джей?
— Я? — возмутилась она. — Что ты имеешь в виду? Ничего я не делала! Когда я заснула, все было там, где мы его оставили, когда попользовались. Что касается лиц, то я не умею их менять!
Кен пустился в объяснения. По мере того как он рассказывал, прекрасные черты Эли, то есть Моны Джей, принимали выражение, которое ему все меньше нравилось.
— Ты хочешь сказать, что как только я проснулась, мир изменился согласно моим представлениям?