Фрактальный принц
Шрифт:
— Дикий код, — смущенно отвечает сянь-ку. — После Коллапса здесь что-то случилось. Нечто похожее на мини-Сингулярность. Не в таких масштабах, как при Вспышке, но достаточно для проникновения ноосферы в природную биосферу. В результате возникла сложная самомодифицирующаяся программа, называемая местными жителями диким кодом. Он распространился в материи Земли, и избавиться от него очень сложно. Некоторые аспекты наши системы преобразования способны реконструировать, но большинство ключевых разумов находятся в загрузочных обителях.
— К
— В общем и целом, да. Мы торгуем с местными жителями. Процесс довольно медленный, но мы ведь археологи. Этот метод оказался эффективнее, чем все предыдущие.
— Слабовато. Ваш клан только подтверждает свою репутацию, — замечаю я.
— Мы найдем способ борьбы с диким кодом. Если План выделит нам больше ресурсов…
— …вы найдете очередную возможность их потратить. Наш разговор уже дал мне достаточно оснований обсудить эту проблему с Праймом. Но вы могли бы помочь мне в одном деле. Насколько я понимаю, у вас… имеются подробные записи о нашем славном прошлом.
— Согласно нашей интерпретации Цели, мы обязаны дать жизнь всем, кто существовал на Земле до возникновения федоровизма. А это требует детального изучения материалов и исторических записей, равно как и археологических усилий в области поиска разумов.
— Меня не волнует ваша интерпретация Цели. Мне нужен доступ к вирам предков. Полный доступ.
— Вы, безусловно, понимаете, что в предоставлении подобных ресурсов я должна придерживаться Плана. В противном случае к чему это приведет?
— Ваша… педантичность достойна восхищения. Но это неразумно.
Я одариваю ее улыбкой Сумангуру, более похожей на тигриный оскал.
— Что вы хотите этим сказать?
— Научные изыскания могут отвлечь вас от важных событий. Пеллегрини и василевы. Возникло серьезное напряжение. Настолько серьезное, что мы не можем не обратить на это внимания.
Сянь-ку нервно опускает ложку на блюдечко — раздается громкий звон. Вполне вероятно, что в поисках самообладания она уже прочесывает свои Каталоги.
— В Эксперименте, который я курирую, обнаружены… некоторые несоответствия.
— В нашей системе прошло уже несколько столетий, — протестует она.
— Преступления против Цели не имеют срока давности.
— Я понимаю. Возможно, я смогу обеспечить временный доступ.
— Вот и хорошо. — Я пробую торт. Он восхитителен, но я заставляю себя нахмуриться. — Жаль было бы скормить столь совершенное создание Драконам.
Вир предков в Ковше, здесь сянь-ку Соборности создают историю. Это гигантская мозаика, где фрагменты прошлого склеены между собой при помощи имитации. Сянь-ку наблюдают и измеряют, отыскивают воспоминания гоголов, купленных в Сирре или украденных в Ублиетте, и просматривают множество имитаций, чтобы отобрать сюжеты, соответствующие наблюдениям. Усредненные варианты иллюстрируются, сортируются и шлифуются, пока не начинают отвечать представлениям сянь-ку
В первый момент картина кажется ошеломляющей. Я стал бесплотным духом в четырехмерном мире. Божественная проницательность и новая возможность перемещаться во времени взад и вперед. Ненавистно лишь состояние бестелесности — мне необходимо дотрагиватьсядо вещей, но воплощения здесь нет, только холодок от зрительных процессов в мозгах гоголов. Сянь-ку мошенничают, где только могут: несмотря на мои обвинения, физические эквиваленты не могут похвастаться не только атомной, но даже молекулярной точностью.
Что могут думать здешние гоголы о своем существовании? Целые миры рождаются и умирают и переписываются заново только ради того, чтобы соответствовать вновь открытым фактам из истории. И только те, кто существовал в действительности, получают право на жизнь. Все остальные — просто наброски, стираемые за ненадобностью. Бедняги.
Не желая привлекать к себе внимание, я удаляюсь в мрачный уголок Британии седьмого века — истоптанная грязная поляна, затуманенная дождем, — и только там выпускаю Жозефину. С ловкостью настоящего Основателя она обретает физическую форму в виде лица из дождевых капель.
— Ну вот, Жан, — говорит она. — Теперь тебе известен план. В конце концов я выдала его тебе, хотя порой мне нравится, когда ты доводишь меня до бешенства. Теперь вопрос в том, хватит ли тебе на этот раз смелости, чтобы его воплотить.
— Но ты никогда не называла мне причину. Почему Чен так сильно хочет заполучить своего древнего гогола?
Жозефина улыбается.
— Разве все мы не стремимся вернуться в детство?
— Я неплохо чувствую себя и во взрослом состоянии. Объясни.
Женщина-дождь смеется.
— Чтобы стать взрослым, тебе потребуется еще несколько столетий.
Затем она рассказывает, что увидела в вире Матчека Чена, на пляже.
— Вот оно что. Невинность, — говорю я, когда она заканчивает рассказ.
— Именно это тебе и придется выкрасть. И не так, как ты обычно это делаешь, — добавляет она.
Я невольно сглатываю. В голове крутится мысль: это ведь Матчек Чен, величайший и ужаснейший повелитель Системы, и я не могу сделать ничего, что бы он не делал уже тысячи раз.
Но я хочу получить свободу.
— Будем болтать или займемся похищением? — спрашиваю я.
Она дарит мне влажный поцелуй в щеку. А затем исчезает в пелене дождя, как Чеширский кот, для того, чтобы отвлечь сянь-ку и завладеть системами Ковша.
Я смотрю на свое отражение в лужице под ногами. Оно тоже смотрит на меня, и в его взгляде читается обвинение. Бездна. Монстры. И тому подобное.
Но я вор, а не философ. К тому же уже поздно рассуждать об этом. Я должен отыскать Матчека Чена. С чего же начать? Единственное, что я помню, это огнеглотатель в Париже.