Франция. Убийственный Париж
Шрифт:
Все это очень трогательно, но, если всерьез, именно на Пигаль родился тип профессионального дилера. Пионеры профессии были эксцентриками. Жарюзюель, чей штаб располагался в «Кристаль баре» на Брюссельской улице — экс-анархист, экс-социалист, стукач, автор шантажистских колонок в газете «Голуа». В суде — его всегда оправдывали — он пропагандировал волшебные свойства кокаина, «излечившего его от безумия». Его напарника Ноно «Малоссена» в 1914 году мобилизовали. Он храбро сражался, был пять раз ранен, командование уже подписало приказ о представлении его к медали и званию младшего лейтенанта, но из первой же увольнительной он не вернулся — остался на Пигаль заниматься
Экс-офицер «Пепер» — «Дедуля» — освоил торговлю кокаином в шестьдесят шесть лет, узнав о его существовании по возвращении с каторги. Он одевался в лохмотья, подбирал окурки и клянчил у консьержки четыре су — «Старику бы похлебать горяченького», — но был неимоверно богат и держал свою банду в ежовых рукавицах. Сын американского генерала Хэрри «Большой Тома» Томас, в отличие от Дедули, выставлял богатство — включая авто с персональным шофером — напоказ. Официально он занимался поставками для итальянской армии. Депутату Бернару удалось добиться его высылки из Франции, но ненадолго.
В 1924 году в Париже насчитывали восемьдесят тысяч кокаинистов.
В то же время в ста семидесяти семи борделях Пигаль работали две тысячи девушек, и не было числа тем, кто стоял на панели через каждые пять метров. Генри Миллер всего навидался, но площадь Клиши сравнил с невольничьим рынком. Зная, что писатель Луи Фердинанд Селин работал врачом именно в Клиши, нетрудно понять его ненависть к человечеству и ужас перед жизнью.
Пигаль была заповедником не только разврата, но и свободы нравов. Недаром Нана в романе Золя знакомилась с лесбийскими радостями на улице Мартир. В заведении «Ле ра мор» («Дохлая крыса») уже в 1890-х встречались «дамы без месье». За готическим фасадом дома по улице Наварен, 9, скрывался салон «английских практик», как именовали садомазохизм. В «Либертис» на площади Бланш, 5, бицепсы и каторжные тату управляющего Боба (он же — Бобетта) выпирали из декольте. До второй половины XX века Пигаль была единственным в мире заповедником гомосексуальных и травести-шоу, чьи звезды — Флоридор, Бигуди, Замбелла, Большая Заза, Маслова, — известные всему Парижу, отнюдь не страдали от гомофобии в брутальной бандитской среде. Панельные травести работали на улицах Вернон, Мартир, Андре Антуана.
Многие поплатились. Голый труп Оскара Дюфренна, директора «Паласа», по совместительству муниципального советника от радикально-социалистической партии и председателя профсоюза директоров зрелищных заведений, в сентябре 1933 года нашли в его рабочем кабинете. Ряженый морячок в берете с красным помпоном, которого он так неудачно снял, проломил ему голову семнадцатью ударами кия и скрылся. Говорят, записался в Иностранный легион, обретя новое имя и чистое прошлое. Арестованного в Барселоне по обвинению в убийстве двадцатитрехлетнего Поля «Паоло Красивые Зубки» Лабори суд оправдал. В апреле 1936 года в собственном доме на авеню Гранд-Арме застрелили Луи Лепле, партнера Дюфренна, владельца «Либертис» и «Жернис», гениального продюсера, подобравшего на улице Эдит Пиаф. Следы убийства вели к ее окружению, певицу задержали и допрашивали, ее карьера чуть не рухнула, едва начавшись.
В годы оккупации в цветовой гамме мужских клубов преобладала зелень мундиров — у вермахта давние педерастические традиции. В «Либертис» блаженствовал старый сибарит фон Бемельбург, шеф парижского гестапо. А То-то радости было на Пигаль, когда немцы назначили главным цензором парижских зрелищ Радемахена, в 1930-х дирижировавшего оркестром в специфическом кафешантане.
Здесь долго бродили тени декаданса. В 1920-х на Пигаль еще можно было встретить странную
Здесь долго не выводились эстеты, подражавшие джентльмену-грабителю Арсену Люпену. Вечерняя Пигаль любовалась, как сошедшей с экрана звездой, франтом Сержем де Ленцем. Неотразимый бисексуальный жиголо, грабитель и шантажист с неизменным моноклем разъезжал на лимузине, а по ночам сменял смокинг на черную маску и кожаные перчатки. Как-то на рассвете хозяин особняка, куда Серж забрался, застал его в своей гостиной в воровском облачении погруженным в глубокую задумчивость: «Я простоял в гостиной два часа. Слишком много вещей. У меня не было сил выбрать. Я был никакой. Что вы хотите… коко…»
Щеголь плохо кончил. Во время оккупации он связался с бандой старого агента абвера Рюди де Мерода. Конфликт интересов между Рюди и шефом французского гестапо Анри Лафоном (37) привел Ленца в Ораниенбург и Бухенвальд. Кореш, которого он пытался обокрасть, поймал за руку и забил насмерть пятидесятитрехлетнего Сержа: он умер в парижском лазарете 11 сентября 1945 года.
Здесь долго сохранялись осколки деревенского Парижа — «бал-мюзетт», где усатые аккордеонисты в кепках и жилетах, засучив рукава, жарили яву и пасодобль. Теоретически, вход на бал «дю Пти-Жарден» на площади Клиши был бесплатным, хотя за жетоны на танец надо было платить. Но фраеров пускали по выходным, а на неделе — лишь «бродяг» и девушек. Это даже гуманно: фраерам на работу с утра, пусть выспятся. Знаменитый аккордеонист, «белый цыган» Жо Прива вспоминал: «Ну и рожи были у этих шустряков! Шмаровозы, скокари, домушники… Кобел Морис вставила бриллиант в клык своей собаки…» Бал до конца 1950-х считался «школой преступности» для любознательной молодежи.
Любимое, кстати, заведение юной Пиаф.
Некоторые страны так «удачно» расположены, что их утюжат все без исключения великие завоеватели. Пигаль — такая страна. Ее все время кто-то завоевывал.
Некоторые интервенты растворились бесследно. Аргентинские жиголо, махнувшие танго на тысячи девушек, вывезенных на панель Буэнос-Айреса. «Белые русские» с руками, трясущимися от кокаина и многолетней привычки стрелять из пулемета. В 1944 году — янки-дезертиры: никто так и не понял, зачем латинос Тони Рамирес учинил резню в баре «Л’Эскаль» на улице Виктора Массе.
Зато в 1930-х Пигаль покорили пижоны в синих костюмах в полоску: белые галстуки с жемчужными булавками, двухцветные ботинки, «борсалино», приклеенные к вискам локоны. «Корсиканцы», которые на самом деле были марсельцами, и «марсельцы» — на самом деле макаронники из Ниццы. Жозеф Рокка-Серра, Венсен Баттестини, Андре Антонелли — не имена, а музыка — познакомили Пигаль с героином.
Победили они не без боя — в прямом смысле слова. Улицу Пигаль прозвали «бульваром лежащих рядком» — кудрявый синоним «кладбища».
На заре 11 февраля 1932 года на улице Фонтен подобрали пятьдесят стреляных гильз. Истинные парижане окопались у дома номер 16-бис, бара «Зеллис», корсиканцы — у дома номер 23: проще говоря, палили через улицу, почти в упор. А все из-за того, что «Рыжая Мими» перешла в корсиканскую конюшню: южане — такие неотразимые. Наутро Пигаль скорбела о вечной, как всем казалось, бомжихе Жанне, по обыкновению устроившейся на ночлег под листами картона: то ли рикошет, то ли ее не заметили. Бомжихой она осталась и после смерти: своих убитых и раненых стрелки оперативно эвакуировали.