Француженки не терпят конкурентов
Шрифт:
И, разумеется, никто из присутствующих не нашел в себе достаточно смелости, чтобы остановить его сестру, когда она появилась в дверях и, слегка переваливаясь, как утка, подплыла к его рабочему месту. И замерла.
– Филипп, что это такое с тобой…
Он бросил на нее рассеянный, непонимающий взгляд.
– Да вот, не могу решить, какое лучше ей подойдет… – пробормотал он, застигнутый врасплох.
– О господи, боже мой! – Такого вопля от Ноэми его уши не слышали со времен их детских забав.
Она схватилась за живот, словно ребенок пнул ее с удвоенной силой.
– Неужели ты… созрел… о-оля-ля!
Она быстро извлекла мобильный телефон и нащелкала серию снимков: ее братец в порыве отчаяния завис над кольцевидным пирожным.
– Может быть, тебе уже пора разродиться? – проворчал он.
– Не вредничай, Филипп! Надо подождать еще пару месяцев. Со вторым ребенком обычно всегда больше полнеют. Ха-ха! Да ты сам это узнаешь в недалеком будущем! – Ноэми с мечтательно-торжествующим видом сдавленно фыркнула. – Так это та юная особа – Магали? Когда ты собираешься сделать ей предложение? Если мама знала и не поделилась со мной, то…
Оливер, проходя мимо, зашептал что-то ей на ухо. Не уволить ли этого шептуна, подумал меж тем Филипп.
Ноэми, всплеснув руками, зажала рот, но тут же опять схватилась за свой живот.
– Я знала! Я знала! Я знала! Мама же скачала и распечатала все сообщения с этого блога для своего альбома!
Оливер внезапно отвлекся от Ноэми и, взглянув на дверь, так вздрогнул, что crиme anglaise [149] выплеснулся из его кастрюльки не только на него самого, но и на живот будущей матери. К счастью, крем успел подостыть, но пока Оливер, чертыхаясь и извиняясь, хлопотал вокруг Ноэми, Филипп просто окаменел, заметив вошедшую в лабораторию Магали.
149
Сладкий заварной крем (фр.).
– Бонжур, – тихо произнесла она, неожиданно для себя самой смутившись.
Привыкнув врываться сюда, как ураган, она впервые входила в лабораторию с вполне мирными целями.
И пошла прямиком к Филиппу. Оливер, занятый хлопотами вокруг живота Ноэми, не смог помочь шефу спрятать его творческие муки, закрыв их своим телом, а стажер за ближайшим к двери столом побоялся проявить инициативу.
Филипп медленно расправил плечи, его ладони отпечатались на припорошенном пудрой мраморе. Ему не оставалось ничего, кроме как вспомнить о своей гордости, которую он и постарался материализовать, отвлекая внимание от царящего на его столе хаоса.
Он молча смотрел, как Магали идет по лаборатории. Для лучшего в мире кондитера его столешница сейчас представляла собой жалкое зрелище.
– Я в процессе трудного поиска, – с натугой выдавил он.
При всех мучительных стадиях кондитерского процесса результат у него всегда получался отменным.
Магали же с любопытством созерцала творческий беспорядок. Вдруг ее глаза прищурились. Удивленно моргнули. В следующее мгновение ладонь ее взлетела ко рту, а ресницы несколько раз быстро и коротко взметнулись и опустились.
– И все это ради меня?
«Ну, приехали!» – мысленно воскликнул Филипп, увидев, что из
Она с размаху уткнулась носом в его поварскую куртку, и… Да, в этом была вся Магали. Прилюдно рыдающая у него на груди!
Его сестра выразила ему свое восхищение, ликующе взметнув руки в победном жесте. Оливер ловко увернулся, избежав удара от взмаха ее руки с плохо рассчитанной амплитудой. Болтливый шеф-повар ухмылялся, благоразумно стараясь невозмутимо смотреть в сторону, но ему это слабо удавалось, голова его упрямо поворачивалась к душераздирающей сцене.
Магали встала на цыпочки.
– Ты знаешь, я ужасно люблю тебя, – прошептала она ему в самое ухо.
– Только не говори пока больше ничего, – торопливо прошептал он, закрыв ей рот ладонью. – Поиск еще не закончен. Я способен на большее.
Она подняла светло-коричневую коробку с колдовским логотипом на крышке и открыла ее. Внутри оказалась шоколадная ведьмочка с помелом, ручку которого сделали из апельсиновых цукатов. И на этой ручке красовалось мужское обручальное кольцо.
Филипп, пошатнувшись, резко отступил назад и ударился о край соседнего стола. Он судорожно искал точку опоры, пытаясь усилием воли заставить раскачивающуюся перед ним чертову мраморную столешницу обрести положенную ей незыблемость.
Широкое и массивное кольцо поблескивало двумя разными серебристыми оттенками, хотя, вероятно, оно было из платины… Филипп, честно говоря, мало что понимал в драгоценных металлах. Он углублялся лишь в сферы, включавшие понятия, связанные с тем, что получалось у него лучше всего, с миром выпечки. К еще мягкой фигурке ведьмы Магали пристроила настоящее кольцо, зная, что после затвердевания шоколада оно станет неразрывной частью композиции, и представляя, как он будет объедать шоколад с колечка и даже облизывать его дочиста, чтобы завладеть подарком.
Ее карие глаза серьезно взглянули на него.
– Я уверена, что могу довериться тебе.
О боже, да он сейчас расплачется! На глазах у сотрудников, как бы ни прятали они стыдливо свои любопытствующие физиономии.
Как в тумане, до него донеслись одобрительные восклицания, поздравления и аплодисменты. И вспышки. Его сестра снова пустила в ход свою дурацкую фотокамеру.
– Более или менее, – добавила Магали. – Хотя мне придется еще понаблюдать за тобой.
Он начал посмеиваться. Радость бурлила в нем и требовала выхода, как весеннее половодье. Но ему удалось собраться.
– Магали, это просто непостижимо, как кто-то когда бы то ни было мог отказаться от приобщения к твоему миру!..
– Ладно уж, мы поживем в моей квартире, пока мне до чертиков не надоест делить свой тесный мирок с таким высокомерным зазнайкой, а тогда, вероятно, я буду готова выйти в твой большой мир.
Уголок его рта удовлетворенно дернулся.
– Вряд ли, Магали, это займет много времени.
– Не торопи события, это уж мне решать, – строго заметила она.
В ответ он поцеловал ее нежное запястье с тыльной стороны кисти. А потом обласкал и второе. Камера вновь выдала вспышку.