Француженки не терпят конкурентов
Шрифт:
– Если он отказался выпить, то это уже его головная боль. – Взгляд ее темных глаз сцепился со взглядом Магали.
Магали только что не причмокивала, стараясь изобразить, как ей нравятся тетушкины напитки. Эша не предлагала ей ничего с тех пор, как месяц тому назад Магали выплеснула ее чай в Сену. Может быть, Эша полагала, что одной той чашки достаточно, но возможно также, что теперь она зачислила Магали в категорию неблагодарных. Но вдруг, выпив тот напиток, она превратилась бы в исключительно здравомыслящую особу, способную, к примеру, сразу смириться
– Я не настолько альтруистична, – призналась Женевьева. – Если бы он зашел сюда, вежливо постучал и попросил нас закрыть заведение, то, возможно, я и встревожилась бы. Но не мог же он думать, что встревожит меня, если ему взбредет в голову, будто весь этот остров принадлежит ему?
Магали смотрела на тетушек в полнейшем смятении. Наконец она сообразила, что они неверно ее поняли.
– Я имела в виду не то, что вы могли переживать из-за него, как из-за собственного отпрыска, свернувшего на дурную дорожку! В общем, я имела в виду те неприятности, которые могло принести его появление в «Волшебной избушке».
Тетушки в глубокой озабоченности пристально смотрели на нее. Очевидно, их обеспокоила исключительно она. Потом они обменялись такими взглядами, что Магали вдруг захотелось показать им свой школьный табель и поклясться, что она хорошо себя вела.
– Но наша клиентура! – не выдержав их молчания, воскликнула она.
– Ах, клиентура… – Эша пожала плечами. – Не волнуйся, наша популярность постепенно уменьшится. Кроме того, честно говоря, я думаю, что в нынешнем наплыве больше виновата ты, чем Филипп. Я же говорила тебе, чтобы ты перестала мудрить со своим шоколадом, делая его таким чудесным, что слава о нем уже небось долетела до Тимбукту.
– Да я имела в виду, наоборот, что у нас станет мало клиентов! – Огорченная непониманием, Магали перешла на крик.
– Неужели только потому, что к нам стали заходить меньше в первые пару недель после его открытия? – Эша махнула рукой. – Мы не намерены соперничать с преходящими увлечениями.
Преходящее увлечение. Магали усмехнулась, представив, как заходили бы желваки Филиппа от такого определения его пирожных.
– Кроме того, нам не хотелось становиться излишне популярными. Таинственное открытие всегда приятнее.
– А тебя, кстати, не было здесь вчера утром, – строго заметила Женевьева. – Люди едва не сломали двери, стремясь заглянуть к нам в снежный денек, а все из-за блога этого Кристофа с рекламой нашего шоколада. Колотить в двери… Разве это порядочные клиенты?
– Полагаю, во всем виноват снегопад. Такой снежный денек – так и тянет на шоколад! Филипп проявил большую чуткость, позвав компанию в свою кондитерскую, – стараясь успокоить Женевьеву, напомнила тетушка Эша. – К тому же по предложению Магали. Ты же понимаешь, что оба они вполне обучаемы.
Магали оживилась.
– Так тот блог сработал? Вы хотите сказать, что мы не потеряем кафе?
Тетушки воззрились на нее в недоумении. И обменялись одним из тех взглядов, которые заставляли ее чувствовать себя тринадцатилетней троечницей.
– Может
– Я надеялась, что для начала она осознает, какова ее собственная сила, – возразила Женевьева.
– Она еще очень молода. Ты торопишь события. Вот если она будет вести себя так лет в сорок, тогда мы поймем, что пора решать проблему.
– Но тогда будет слишком поздно! – Женевьева была сейчас как колдунья, начитавшаяся книг по воспитанию детей. – В сорок лет человека уже не изменишь!
Тетушка Эша неодобрительно покачала головой, явно считая все эти книги для родителей пустой тратой бумаги.
– Тебе известно, какова арендная плата за сдаваемые нами квартиры? – спросила она племянницу.
Магали покачала головой.
– Несколько тысяч? – предположила она
Женевьева сердито взглянула на Эшу и развеяла это наивное предположение.
Магали открыла было рот и закрыла его несколько раз, точно рыба, задыхающаяся без воды.
– Это же в два раза больше, чем мое ежегодное жалованье!
За одну только квартиру. Это во многом объясняло, почему тетушки Эша и Женевьева открывали кафе только с двух до восьми и работали всего пять дней в неделю, а летом вообще закрывались на два месяца.
Женевьева с любовью похлопала ее по плечу.
– Да, и ты как раз помогаешь нам уменьшить издержки.
– Разве я могла спровоцировать их рост?
Хотя, учитывая арендную математику, ее собственная бесплатная квартира-студия, должно быть, стоила… ну, в общем, тоже больше ее годового жалованья. Такой вот подарочек получила от своей старой подруги Женевьева, когда сама была в возрасте Магали.
– Так что ты можешь, не стесняясь, тратить все свои деньги на наряды, – насмешливо заявила Женевьева, строго взглянув на племянницу.
Да уж, понятно.
– Ну и что?
– Магали, ты не сможешь купить уверенность в модном бутике. – Племянница недоуменно посмотрела на тетушку.
– Вы что, шутите? Это же Париж.
Женевьева величественным жестом обратила ее внимание на свой экзотический кафтан из натурального хлопка. Возможно, все дело в конфликте поколений, но Магали не могла придумать, как вежливо выразить свое мнение по поводу пристрастия тетушки к подобным кафтанам.
– И при чем тут уверенность? Уверенности у меня более чем достаточно. Всю мою жизнь все только и твердили мне о ней.
На двух языках. «Очень уверенная в себе девочка, – обычно писали учителя в ее дневниках. – Крайне целеустремленная и здравомыслящая». «Si sыre d’elle» [135] . К чести этих учителей, надо сказать, обычно они умудрялись отзываться о ее самоуверенности с оттенком похвалы, не считая ее опасной для свержения чьих-то авторитетов.
135
«Крайне самоуверенна» (фр.).