Француженки не верят джентльменам
Шрифт:
Он еще больше нахмурился:
– Почему не днем в воскресенье?
– Потому что тогда я проведу в Париже только два с половиной дня. Я же говорила, что у моего отца недавно был…
– Инсульт. – На этот раз Габриэль пнул стойку значительно сильнее. – Да. Я понял, понял. – Наступила пауза, и Джоли подумала, что Габриэль хочет прекратить разговор. – Но почему мне все время достаются половинки дней? У меня получается только два полных дня. Почему все привилегии достаются ему?
Джоли смотрела на него, разинув рот. Негодование нарастало.
– Прости, но как ты думаешь, кому принадлежат мои дни? Я не шоколадный батончик, который можно разделить
Он снова заворчал, наклоняя голову. Потом медленно вздохнул и немного расслабился.
– Pardon, – пробормотал он. – Ты права. – Он протянул к ней руки и заключил ее в объятия. И хотя его мускулы все еще были слишком напряжены, это объятие успокоило ее. Пока он не заговорил снова. – Ты намного более особенная, чем шоколадный батончик. И на вкус ты тоже лучше. Когда-нибудь я приготовлю то, что покажет, кто ты.
Он заставлял казаться возможным абсолютно все в жизни, но сейчас, черт побери, выглядел отчаявшимся.
Она уткнулась ему головой в грудь.
– А мне приходится проводить в поезде одиннадцать часов в неделю! Не считая времени на дорогу от дома до вокзала и от вокзала до дома!
Он очень тяжело вздохнул и крепче обнял ее.
– Чертов Пьер Манон, – пробормотал он так тихо и жалобно, что она едва услышала. А возможно, и не должна была услышать.
Пусть Габриэль и был горячее расплавленного сахара, но уж точно он был не без своих проблем.
Глава 20
– Salut, Papa [90] , – бодро сказала Джоли и наклонилась, чтобы поцеловать отца в щеку.
– Ну и как он? – спросил тот. – Даниэль Лорье.
– Он только что выдвинул своего помощника на должность главного повара, хочешь верь, хочешь нет. Так он отступает на шаг. Пытается выкроить больше времени для семьи. – Она искоса взглянула отцу в лицо. Какое именно выражение она хотела увидеть на его лице, она и сама не знала. Но ей бы не хотелось дать ему понять, что она ожидает от него какой-то реакции. Но какой? Сожаления о том, что ставил свой ресторан выше своей семьи? А он вообще-то вспоминает об этом?
90
Salut, Papa – Привет, папа (фр.).
– Даниэль Лорье учудил такое? – недоверчиво переспросил отец. – Что-то случилось? До него дошли слухи, что ресторан скоро лишат звезды? И он хочет, чтобы вина была на ком-то другом?
– Вряд ли, папа. – Джоли отвернулась, ощущая странную печаль. Она не нашла в его словах и в выражении его лица ничего из того, чего ждала. – Ты больше не думал о приглашении, которое прислал Люк Леруа? – осторожно спросила она, уже не глядя на отца.
Он встал с кушетки, подошел к окну, ступая левой ногой немного медленнее и тяжелее, чем правой, но не так уж и плохо. Джоли нравилась его физиотерапевт, не желавшая отступать.
– Помнишь, я брала у него интервью на прошлой неделе, и он сказал, что Лесе будет рад принять нас для проведения мероприятий в честь выхода твоей кулинарной книги? – сказала она. – Люк предложил, что и он, и его шефы сами выберут рецепты подаваемых блюд.
H^otel de Leuc'e [91] был всего лишь одним из самых знаменитых ресторанов мира. Но конечно, переместился на более высокое
91
H^otel de Leuc'e – Отель де Лесе, упоминаемый также в других книгах автора (фр.).
– Почему? – резко спросил Пьер Манон. – Из жалости ко мне?
Джоли прикусила губу. Энергия, легкость и жизнерадостность, которые она впитала в Sainte-M`ere, исчезли в борьбе с тяжестью, царившей в этой квартире.
– Думаю, из-за меня, – осторожно сказала она.
Отец сжал кулак – левый – медленно, осторожно и сильно.
– Потому что я с ним работаю, папа. Думаю, он предложил это в виде дружеского жеста. – Даже теперь, когда она работает над другими книгами, неужели отец воспринимает ее не как человека, а всего лишь как имя, напечатанное крошечным шрифтом?
– Пять лет назад эти идиоты забрали одну из моих звезд, дали звезду этому мальчишке, и теперь он будет готовить по моим рецептам, чтобы мне помочь? Ты можешь не думать, что это из жалости, но я сразу узнаю жалость, когда ее вижу.
Джоли долго молчала.
– Думаю, он хотел помочь мне, – повторила она. – На самом деле он очень приятный парень, прячущийся под могучим самообладанием. Думаю, ему нравится помогать людям осуществлять их мечты.
Отец фыркнул.
– Тех, кто брал интервью у Люка Леруа, так много, что и сосчитать нельзя. Думаешь, ты для него такая важная птица, что он будет организовывать мероприятие в твою честь?
Джоли сжала зубы. Слезы, внезапные и быстрые, начали жечь глаза, и она часто заморгала, чтобы удержать их.
– Хорошо, папа. Пойдем, погуляем в Люксембургском саду? Зайдем в бистро на углу и поедим там.
Ее отец никогда не ощущал угрозы в знакомом бистро.
Три дня спустя Джоли устраивалась на сиденье скоростного поезда, идущего на юг, к Ницце. Поездка была для нее как пилинг души. Непрестанное быстрое движение поезда будто смывало сначала вину, затем тревогу, и опять появлялся яркий, чистый оптимизм.
На самом деле не так уж плохо провести в дороге пять с половиной часов.
Она напечатала заметки о своих кухонных испытаниях рецептов и о работе с Филиппом Лионнэ в эту пятницу. Написать рецепт его миндального печенья так, чтобы любой домашний повар понял, как его испечь, было вызовом. Затем просмотрела клипы на YouTube, в которых Габриэль демонстрировал десерты для той или другой телевизионной станции – большой, забавный, заражающий всех своей энергией. Набросала несколько закулисных историй для публикации на следующей неделе в своем блоге. И еще просмотрела сообщения Габриэля, отправленные в выходные дни. В них было множество фотографий различных острых и сладких блюд, которые были приготовлены или дегустированы в его ресторане и которыми он хотел соблазнить ее. И спрашивал время от времени: «Уже голодная?»