Французская революция: история и мифы
Шрифт:
Принимая во внимание рассмотренные нами выше особенности исследовательского почерка Н.М. Лукина, трудно не согласиться с точностью диагноза, поставленного Матьезом. Впрочем, и ответ ему самого Н.М. Лукина заслуживает того, чтобы быть процитированным максимально подробно:
«В противоположность Матьезу мы утверждаем, что история была и остается одной из самых "партийных" наук, что – сознательно или бессознательно – историки всегда выполняют определенный социальный заказ ... Разница лишь в том, что последовательные марксисты открыто признают, что, беспощадно вскрывая все формы классовых противоречий и классовой борьбы как в прошлом так и настоящем, и доказывая историческую неизбежность замены современного капиталистического общества социалистическим, они тем самым помогают пролетариату в его классовой борьбе с буржуазией. В этом смысле мы не стыдимся признать, что наша марксистская наука находится "на службе" у пролетариата и коммунистической партии, но гордимся этим» [136] .
136
Лукин
Думаю, в этих словах, как, впрочем, и словах Матьеза, блестяще выражена суть всего научного творчества Николая Михайловича Лукина. На примере рассмотренных нами выше работ о французской революции, созданных им в разные периоды своей жизни, мы могли убедиться, что в каждой из них он, действительно, выступал скорее бойцом идеологического фронта, нежели исследователем, ищущим ответа на непонятные для себя вопросы.
Говоря об учениках и преемниках Н.М. Лукина, было бы, конечно, явным упрощением сводить всю их научную деятельность к иллюстрированию историческими фактами некой, говоря словами Матьеза, априорной догмы. Творчество, к примеру, А.З. Манфреда, поднявшего жанр исторического исследования на уровень высокой литературы, или В.М. Далина, настоящего виртуоза архивных разысканий, отнюдь не вмещается в рамки рутинного обоснования историческим материалом "непреходящей" правоты марксистского учения. И всё же, имея теперь подробное представление о научных приоритетах основателя советской школы историков Французской революции, мы едва ли должны удивляться тому, что последующая советская историография данной проблематики также характеризовалась приверженностью жестко заданным идеологическим конструкциям и что практически любые попытки критического взгляда на данный канон воспринимались её ведущими представителями как идеологическая диверсия.
Разумеется, это отнюдь не означает, что подобными особенностями отечественная историография Французской революции была обязана исключительно академику Лукину. "Служанкой идеологии" историю хотел видеть коммунистический режим, сам по себе построенный на идеологии. Н.М. Лукин же именно потому и был поставлен во главе советской исторической науки, что наилучшим образом олицетворял собой коммунистический идеал историка как "бойца идеологического фронта".
Глава 3
"ФЕОДАЛЬНО-АБСОЛЮТИСТСКИЙ" ФАНТОМ
Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй.
За пятьдесят с лишним лет "после Лукина" советская историография Французской революции претерпела немалые изменения: труды её последних мэтров А.3. Манфреда, В.М. Далина, В.Г. Ревуненкова заметно отличаются от произведений её "отца-основателя" и по объему привлеченного фактического материала, и по технике работы авторов с источниками, и по концептуальному решению отдельных проблем революционной истории. Однако произошедшие за эти полвека перемены никоим образом не затрагивали той социологической схемы, что составляла несущую конструкцию всей советской или, как её ещё определяли, "марксистско-ленинской" интерпретации Французской революции. Согласно этой схеме, события во Франции конца XVIII в. представляли собой "буржуазную революцию", разрушившую "феодально-абсолютистский строй" и открывшую путь для развития капитализма. Сколь бы острые споры ни приходилось вести советским ученым по различным аспектам истории Французской революции, никогда эта концептуальная основа марксистской интерпретации не становилась предметом обсуждения.
Взять, к примеру, дискуссию 60-70-х годов XX в. о классовом содержании якобинской диктатуры, получившую широчайший резонанс в нашем научном сообществе [137] . Тон, в котором вели полемику участвовавшие в ней с одной стороны А.З. Манфред и В.М. Далин, с другой – ленинградский профессор В.Г. Ревуненков, отличался жесткостью и нетерпимостью. Тем не менее высказывавшиеся оппонентами и до дискуссии, и во время нее, и после оценки общеисторического значения Французской революции совпадали едва ли не дословно, полностью укладываясь в рамки схемы "феодально-абсолютистский строй – буржуазная революция – капитализм".
137
Ревуненков В.Г. Марксизм и проблемы якобинской диктатуры: Историографический очерк. Л., 1966; Манфред А.З. О природе якобинской власти // ВИ. 1969. № 5; Проблемы якобинской диктатуры: Симпозиум в секторе истории Франции Ин-та всеобщей истории АН СССР 20-21 мая 1970 г. // ФЕ 1970. М., 1972. Подробнее об этой полемике см.: Летчфорд С.Е. В.Г. Ревуненков против "московской школы": дискуссия о якобинской диктатуре // ФЕ 2002. М., 2002.
А.З. Манфред: «Французская революция сокрушила феодально-абсолютистский строй, до конца добила феодализм, "исполинской метлой" вымела из Франции хлам средневековья и расчистила почву для капиталистического развития» [138] .
В.Г.
138
Манфред A.3. Великая французская революция. М., 1983. С. 206.
139
Ревуненков В.Г. Очерки по истории Великой французской революции, 1789-1814 гг. 3-е изд. доп. СПб., 1996. С. 505.
Идеологические истоки подобной схемы вполне очевидны и не требуют специального комментария: это прямая экстраполяция на новую историю Франции марксистского учения об общественно-экономических формациях. Однако в какой степени эта теоретическая конструкция соответствует историческим реалиям Франции конца XVIII в. и объясняет происходившие там события? Чтобы ответить на данный вопрос, рассмотрим, насколько отдельные сегменты указанной схемы согласуются с результатами исторических исследований по соответствующим конкретным проблемам. В этой главе речь пойдет о "феодально-абсолютистском строе".
Понятие "феодально-абсолютистский строй" имеет чисто советское происхождение и в историографиях других стран (за пределами социалистического лагеря) не применялось. В мировой исторической литературе, в частности в работах представителей "русской школы", для обозначения общественно-политических порядков предреволюционной Франции использовалось достаточно гибкое и не слишком обязывающее понятие "Старый порядок". Однако, когда в 1934 г. в СССР началась вторая за время существования советской власти радикальная перестройка системы исторического образования, от этого термина было приказано отказаться. Причем директива исходила с самого "верха". В "Замечаниях о конспекте учебника по новой истории", подписанных И.В. Сталиным, С.М. Кировым и А.А. Ждановым, говорилось: «Хорошо было бы освободить конспект от старых затасканных выражений вроде "старый порядок"... Лучше было бы заменить их словами "докапиталистический порядок" или, ещё лучше, "абсолютистско-феодальный порядок"...» [140] Рекомендация столь высокого уровня, естественно, носила императивный характер, a потому предложенный коммунистическими вождями термин (правда, в несколько более благозвучном варианте – "феодально-абсолютистский строй") полностью вытеснил "Старый порядок".
140
К изучению истории: Сборник. М., 1937. С. 27.
Новое понятие настолько прижилось в нашей историографии, что употреблялось и после того, как предписывавший его идеологический документ утратил своё директивное значение. Так, А.З. Манфред в своём обобщающем труде по истории Французской революции, вышедшем в 1956 г., а затем переизданном в 1983 г., определял её причины следующим образом:
"Феодально-абсолютистский строй изжил себя, перестал соответствовать социально-экономическому развитию страны и превратился в путы, сковывающие развитие производительных сил, препятствующие их росту" [141] .
141
Манфред А.З. Великая французская революция. С. 14.
И даже на рубеже XX-XXI вв. последний из мэтров советской историографии Французской революции В.Г. Ревуненков (1911-2004) продолжал применять данное понятие для обобщающей характеристики экономических и политических порядков предреволюционной Франции [142] . Встречается оно и в некоторых выходящих в наши дни научно-популярных изданиях [143] .
Как нетрудно заметить, прилагательное "феодально-абсолютистский" является производным от двух вполне самостоятельных терминов "феодализм" и "абсолютизм", каждый из которых имеет своё значение или, точнее будет сказать во множественном числе, свои значения и свою судьбу в историографии. Причем и то, и другое у них настолько различны, что созданное механическим объединением этих двух терминов понятие вполне может вызвать ассоциацию с неким мифическим существом, вроде минотавра, сочетающим в себе совершенно разные сущности.
142
Ревуненков В.Г. Очерки по истории Великой французской революции, 1789-1799. 2-е изд. Л., 1989. С. 38; Он же. Очерки по истории Великой французской революции, 1789-1814. 1996. С. 44; Он же. История Французской революции. СПб., 2003. С. 41.
143
См., например: Всемирная история. Т. 16. Европа под влиянием Франции. М.; Минск, 2000. С. 7.