Французская революция: история и мифы

Чудинов Александр

В отличие от этих сочинений третья из юбилейных работ была написана профессионалом и построена на документальных материалах. Речь идет об уже упоминавшейся выше монографии Д. Лигу "Масонство и Французская революция". Этот историк, признанный специалист по данной теме, автор многочисленных исследований и публикаций архивных материалов, за последние 30 лет неоднократно возглавлял коллективные проекты по изучению истории масонства. Будучи с конца 40-х годов членом Ордена [539] , он, однако, неизменно критически относился к концепции Мартена и придерживался взглядов близких к точке зрения "классической" историографии. Он тесно сотрудничал с Собулем, чьи научные воззрения во многом разделял [540] .

539

См.: Ligou D. Franc-Maconnerie et R'evolution francaise. P. 26.

540

См.: Ligou D. Albert Soboul et l'histoire de la Franc-Maconnerie francaise // AHRF. 1982. N 250. P. 254-256.

В монографии 1989 г. Лигу по сути дал развернутое обоснование концепции Собуля, от которого его отличает разве что несколько более

взвешенный подход к традиционным оппонентам. Так, отвергая в целом теорию "заговора" Баррюэля, Лигу, тем не менее, считал, что исследование этого историка об иллюминатах обладает несомненной научной ценностью [541] . Или, например, отмечая, что большинство "правых" историков просто пересказывало Баррюэля, он признавал, что "только Огюстен Кошен стал исключением и предложил пути, если и не новые, то по крайней мере интересные" [542] . Впрочем, все попытки отхода от "классической" интерпретации Лигу считал необоснованными с научной точки зрения: "Сказка о том, что масонство выступало вдохновителем Революции, практически полностью исчезла после 1940 г. и теперь в смягченной форме поддерживается лишь господами Фюре и Алеви" [543] .

541

Ligou D. Franc-Maconnerie et R'evolution francaise. P. 20-21.

542

Ibid. P. 11.

543

Ibid. P. 25.

Своё понимание проблемы Лигу формулировал так: "Существует явный контраст между очень скромной, а то и вообще ничтожной ролью, сыгранной масонством в Революции, и связанной с этим легендой. Однако нет и речи о том, чтобы отрицать влияние отдельных масонов на события, если даже масонство в целом не играло в них первостепенной роли" [544] . Соответственно его сочинение представляло собой не столько историю масонства, сколько историю масонов в эпоху Революции.

544

Ibid.

Монография Лигу остается на сегодняшний день последней из обобщающих работ по данной теме, вышедших во Франции. Отражая современное состояние разработки масонской проблематики историками "классического" направления, она позволяет подвести итог их усилиям за прошедшие десятилетия. К ведущим особенностям "классической" интерпретации этой темы в первую очередь следует отнести устойчивый традиционализм. Например, несмотря на большой объем нового фактического материала, вовлеченного в научный оборот в XX в., особенно после Второй мировой войны, и в значительной степени использованного в книге Лигу, её автор в качестве конечного вывода, как уже отмечалось, просто ограничился цитатой из сочинения Мунье, тем самым подчеркнув, что за прошедшие два столетия концептуальные позиции "классической" историографии не претерпели принципиальных изменений. Впрочем, это неудивительно. Так же, как и в начале XIX в., её представители видят свою главную задачу в борьбе против всех трактовок теории "заговора". Так, после смерти Собуля Лигу признал важнейшим достижением покойного в данной сфере исследований критику промасонского и антимасонского "баррюэлизма" [545] .

545

Ligou D. Albert Soboul et l’histoire de la Franc-Maconnerie francaise. P. 255.

В какой степени эти усилия увенчались успехом? Что касается специальных исследований, то никто из их авторов во второй половине XX столетия так и не пытался защищать теорию Баррюэля. Что же касается научно-популярной и публицистической литературы, то, как показывают работы Ютена и Уртуля, баррюэлевский мотив по-прежнему звучит здесь на разные лады, несмотря на все старания профессиональных историков его заглушить. Да и очередной, уже в который раз брошенный призыв Д. Лигу отказаться от "легенды о заговоре" [546] показывает, что этот вопрос всё ещё продолжает сохранять актуальность. Причиной тому отчасти является методологическая ограниченность, своего рода однолинейность "классической" интерпретации данной темы. Представители этого направления историографии искусственно сводят сложную и многогранную проблему к дилемме: был "заговор" или нет? Выбирая второй ответ, а затем, следуя логике движения в заданной ими же самими одномерной системе координат, они неизбежно приходят к отрицанию (абсолютному или с некоторыми оговорками) какой-либо роли масонства в подготовке и осуществлении Революции. Однако столь однозначная трактовка не выглядит достаточно убедительной: факты активного участия членов Ордена в революционных событиях имели массовый характер и были слишком многочисленны (это неудивительно, учитывая размах движения "вольных каменщиков" [547] ), чтобы не вызвать сомнений в обоснованности чрезмерно категоричного вердикта. И если сомневающийся, осознанно или в силу обратной инерции, тоже следует правилам однолинейного движения, то он неизбежно приходит к прямо противоположной точке зрения, то есть к одной из разновидностей теории "заговора". Вот почему, несмотря на титанические усилия, прилагаемые для искоренения "баррюэлизма", он не перестает давать всё новые всходы в околонаучной сфере.

546

Ligou D. La R'evolution, fille de la Maconnerie? // La Franc-Maconnerie. "Notre Histoire". P., 1996. P. 74.

547

Согласно Лигу, во Франции накануне Революции существовало около 800 лож, число членов которых, по разным оценкам, простиралось от 20 тыс. до 80 тыс. – Ibid. Р. 67.

В области специальных исследований по теме "Масоны и Революция" представители "классической" историографии занимают сейчас доминирующее, если не монопольное, положение. Однако примерно с 1990-х годов в их подходах к данной теме можно заметить определенную трансформацию. Отчасти она обусловлена сменой поколений. В этот период происходил постепенный отход от активной научной работы мэтров "масоноведения" А. Ле Бийяна и Д. Лигу, в 1998 г. скончался П. Шевалье. Сменившее их новое поколение исследователей, похоже, не испытывает столь же острой аллергии к методологическим веяниям, исходящим от иных научных направлений, идеологически отличающихся от их собственного. Поэтому, декларируя по-прежнему своё негативное отношение к консервативному и "ревизионистскому" течениям и предпринимая ставшие уже почти ритуальными критические выпады против О. Кошена, Ф. Фюре и Р. Алеви, историки этого поколения

используют в своих исследованиях, по сути, тот же самый социологический подход к изучению феномена масонства, который предложили критикуемые ими оппоненты.

Подобная двойственность хорошо прослеживается в уже упоминавшейся выше монографии М. Джейкоб "Жить Просвещением: масонство и политика в Европе XVIII в.", ставшей первым заметным вкладом англосаксонской историографии в разработку проблематики, до тех пор являвшейся прерогативой французских специалистов. Интерпретируя Революцию в целом с позиций, весьма близких к позиции А. Собуля, Джейкоб достаточно критично отзывается о работах оппонентов "классической" историографии, занимавшихся масонскими сюжетами. По её мнению, "не только Баррюэль, но и большинство последующих французских историков оказались далеки от взвешенного и исключительно эмпирического подхода к политическому содержанию масонской деятельности, хотя их представления отличались академизмом и были чужды теории заговора" [548] . К числу этих авторов Джейкоб относит, прежде всего, Кошена и Фюре. В свою очередь их идеи, отмечает она, стали основой для исследования Алеви. Впрочем, в своей критике работ историков школы "Анналов" Джейкоб, в отличие от их французских оппонентов, исходит, прежде всего, из методологических, а не из идеологических соображений. По её мнению, применявшиеся Алеви и Рошем социологический и квантитативный методы достаточно эффективны при изучении динамики и социокультурного значения масонской активности, но ничего не дают для понимания идейно-политического содержания деятельности Ордена [549] .

548

Jacob М.С. Op. cit. Р. 12-13.

549

Ibid. Р. 13, 221.

И всё же заслуга школы "Анналов", по словам Джейкоб, состоит в том, что именно её представители, наряду с Вовелем, "приоткрыли запертую дверь", позволив увидеть важнейшую проблему "социализации Просвещения", или, иными словами, проникновения просветительских ценностей в массовое сознание и повседневную общественную практику. Свою задачу Джейкоб видит в том, чтобы "открыть эту дверь ещё шире", показав, каким образом идеи великих мыслителей XVIII в., покидая узкий круг философов, становились достоянием широких слоев общества [550] . Рассмотрев деятельность Ордена вольных каменщиков в ряде западноевропейских стран, она приходит к выводу, что роль такого моста между "высоким" и "низким" Просвещением играло именно масонство. Во Франции, считает Джейкоб, масонские ложи были своего рода школами, где будущие революционеры получали представление об ином, более совершенном, нежели реально существующее, устройстве государства и общества [551] .

550

Ibid. Р. 222.

551

Ibid. Р. 214.

Столь же двойственное отношение к предложенному Кошеном и развитому в работах Фюре и Алеви социологическому подходу к изучению масонства можно наблюдать и в трудах Пьера-Ива Борепэра, являющегося сегодня лидером французского "масоноведения". Будучи членом, а затем и одним из руководителей Общества робеспьеристских исследований, П.-И. Борепэр разделяет присущий большинству историков-"робеспьеристов" критический настрой в отношении традиционных оппонентов "классического" направления историографии. Правда, в отличие от старших товарищей, он не касается вопроса об идеологических противоречиях, а ведет речь исключительно о расхождениях в сфере методологии. Так, в своей первой монографии – о масонах Клермон-Феррана – П.-И. Борепэр критикует О. Кошена и Р. Алеви за "упрощенческую" (simpliste), на его взгляд, трактовку лож как ячеек "новой социабельности" [552] . По мнению самого П.-И. Борепэра, декларируемые масонами принципы равенства отнюдь не всегда, либо не в полной мере находили воплощение в реальной практике функционирования лож. Однако подобные различия в точках зрения едва ли можно счесть принципиальными: спор идет о нюансировании выводов, а отнюдь не о целесообразности самого по себе применения социологического подхода к изучению масонства. Более того, к своим выводам Борепэр как раз и пришел в результате историко-социологического исследования клермонских лож.

552

Beaurepaire P.-Y. Les Francs-Macons `a l'orient de Clermont-Ferrand au XVIII si`ecle. Clermont-Ferrand, 1991. P. 315-318.

В новейшей (и уже десятой по счету!) монографии П.-И. Борепэра "Масонское пространство: социабельность в Европе XVIII в." мы и вовсе не найдем каких-либо выпадов в адрес Кошена, чье имя вообще упоминается лишь вскользь. Отголоском былых споров является разве что скептический отзыв о достоинствах работы Р. Алеви, на которого "оказали влияние чтение Кошена и учеба у Фюре". Впрочем, автор тут же сворачивает тему, отсылая тех, кого интересует его мнение о работе Алеви, к своей первой книге [553] . В то же время, рассуждая о методологии современных исследований темы масонства, П.-И. Борепэр высказывает сожаление, что в этой области французской историографии до сих пор господствует позитивистский подход, поскольку её обошли стороной новые веяния, связанные с достижениями школы "Анналов" в сфере социальной и культурной истории [554] . Подобное методологическое отставание, считает П.-И. Борепэр, чревато для "масоноведения" утратой самостоятельности как отдельной отрасли историографии и растворением в полноводном потоке исследований, посвященных развитию в Век Просвещения различных новых форм социабельности. В этих работах, выполненных, отмечает автор монографии, на высочайшем уровне современной науки, масонство рассматривается наряду с другими новыми формами социабельности, такими, как салоны, академии, читальные клубы и т.д., причем далеко не всегда оказывается в центре внимания исследователей [555] . Чтобы сохраниться в качестве самостоятельной отрасли историографии, "масоноведение" должно радикально обновить свои научные методы, считает П.-И. Борепэр. Кстати, замечу от себя, к нему самому тезис о методологическом отставании никоим образом не относится: этот автор успешно применяет в своих исследованиях и социологический, и культурно-исторический подходы.

553

Beaurepaire P.-Y. L'espace des francs-macons. Une sociabilit'e europ'eenne au XVIII si`ecle. Rennes, 2003. P. 25.

554

Ibid. P. 33-34.

555

Ibid. P. 31-33.