Французский шелк
Шрифт:
Расхаживая по комнате, Клэр взвешивала все возможные варианты своего реванша. Как бы ни была ей отвратительна сама мысль об этом, но, пожалуй, публичного заявления на этот раз было не избежать. Немного поостыв, Клэр набрала телефонный номер.
— Служба новостей.
— Говорит Клэр Лоран.
Она начала с местного информационного агентства. Поскольку в последнее время имя Клэр достаточно часто мелькало в сводках новостей, ее мгновенно узнали.
— Да, мадам. Чем могу быть вам полезным?
— Как я могу связаться с Си-эн-эн?
— Мы иногда
— Если их интересует моя реакция на выступление Ариэль Уайлд, пусть их репортер свяжется со мной.
— Да, мадам. Я уверен, вам тут же перезвонят.
— Я жду у телефона.
Клэр повесила трубку, ненавидя себя за то, что только что сделала. Она всегда считала, что частная жизнь — это свято, неприкосновенно. Она ревностно оберегала ее от посторонних глаз, и не только из-за Мэри Кэтрин, но и потому, что интуитивно чувствовала, что известность такого рода унижает человеческое достоинство. В отличие от Ясмин, которая не мыслила себя без фанфар и блеска прожекторов, Клэр предпочитала оставаться в тени. Потому-то в сознании многих каталог «Французский шелк» ассоциировался именно с Ясмин.
Клэр возмущало, что ее все-таки вынуждают к публичной схватке. Она боялась ее. Нужно было найти такие слова для своего интервью, которые могли бы начисто отмести обвинения Ариэль Уайлд и в то же время сохранить в тайне то, что никому знать не следовало.
На следующий вечер она, лежа в постели, просматривала видеозапись своего интервью для Си-эн-эн, когда вдруг зазвонил телефон. Сначала она не хотела отвечать на звонок. Затем, повинуясь какому-то инстинкту, она все-таки взяла трубку, но лишь молча приложила ее к уху.
— Клэр, вы слушаете?
— Кассиди?
— Почему вы молчите?
— Потому что каждый раз, когда я снимаю трубку, слышу там одни ругательства.
— Люди Уайлда?
— Несомненно. Выкрикивают оскорбления, потом бросают трубку.
— Мне кажется, Ариэль в бешенстве. Сначала — провал того пикета. Хотя она и получила телерекламу, о которой мечтала, но благодаря неожиданному вмешательству Мэри Кэтрин люди ее предстали типичными головорезами. А сегодня, вдобавок ко всему, вы действительно поставили ее на место. Я видел ваше выступление.
— Это не было выступлением.
— Ну, речь, — поправился он. — Вы хорошо говорили.
— Я не шутила и готова отвечать за каждое свое слово. Если Ариэль Уайлд или кто-либо из ее организации позволят себе вновь порочить мою мать или Ясмин, я подам иск о возмещении морального ущерба, и уж тогда им не избежать финансового краха.
— Вы были очень убедительны.
— Спасибо.
— Но вы не стали отрицать ее завуалированные обвинения в том, что вы каким-то образом замешаны в убийстве ее мужа. — Он сделал паузу, ожидая ответа, но Клэр упрямо молчала. В конце концов Кассиди сказал:
— Если хотите, я могу договориться, и вам немедленно поменяют номер телефона.
— Нет, спасибо. Звонки, конечно, раздражают, но вскоре ажиотаж спадет, и они прекратятся.
— Почему
— Это дело принципа. Если я дома, я всегда сама подхожу к телефону. Не хочу из-за них изменять своим привычкам. Он какое-то мгновение молчал, потом спросил:
— Сегодня не было пикетчиков под окнами?
— Нет, — ответила она, улыбнувшись в первый раз за последние сутки. — Я думаю, мама излечила их от митинговых страстей.
— Кстати, о вашей матери: Гарри присматривает за ней?
— Да, она осталась на ночь. А почему вы спрашиваете?
— Скажу, когда приеду. Встретьте меня внизу.
— Кассиди, я уже в постели. Я устала.
Но она уже говорила в пустоту — линия была мертва. Она швырнула трубку. Если ему хотелось видеть ее, мог бы назначить встречу на следующий день. Следовало бы проучить его — пусть стоит внизу и звонит, никто ему не откроет.
Но, спрыгнув с кровати, она тем не менее направилась в ванную. Там все выглядело так, как и всегда, но она знала, что никогда уже не сможет избавиться от незримого присутствия этого человека, взъерошенного, в забрызганной кровью рубашке. Он вел себя, конечно, по-хулигански, но ее женское начало тогда откликнулось на его порыв, как, впрочем, и сейчас, при воспоминании о его сильных руках, обнимавших ее талию.
Она угрожала ему разоблачением, уверяя, что романтическая интрига может пагубно отразиться на ходе его расследования. Но не сказала одного: как боялась этого увлечения она сама.
Клэр переоделась в джинсы и белый трикотажный пуловер; ей не хотелось, чтобы он подумал, будто она принарядилась в ожидании встречи с ним. В лифте она спустилась на первый этаж. Подходя к входной двери, она уже слышала звонок.
— Вы пунктуальны, — сказала она, открывая дверь.
— Одно из моих достоинств.
Он тоже был не при параде. Она никогда еще не видела его одетым иначе, как в костюм. На этот раз он был в джинсах, спортивной рубашке, поношенной куртке «Левис» и кроссовках.
— Почему вы захотели увидеть меня?
— Выйдите на улицу.
— Зачем?
— Мне здесь легче думается.
Она вопросительно посмотрела на него.
— Там, в доме, на меня давит обстановка, — добавил он резко.
Всего в нескольких кварталах от дома Клэр жизнь в этот вечерний час бурлила, но по обе стороны здания «Французского шелка» улицы были темны и безлюдны. Когда Клэр вернулась, поставив дверь на сигнализацию, Кассиди мерно расхаживал по мостовой, где совсем недавно маршировали демонстранты.
— Вы чем-то расстроены, — заметила она.
— Вам хорошо говорить. — Он остановился и посмотрел ей в лицо. — Этот ваш сюрприз с денежными переводами…
— Я же все объяснила.
— Да. И Ясмин тоже. Но ваши объяснения выглядят не слишком правдоподобными.
— Ну это уж ваша проблема.
— Пока да, — коротко ответил он. — В котором часу, вы сказали, поехали в ту ночь за матерью в «Фэрмон»?
Клэр не ожидала такой внезапной перемены в разговоре. У нее даже перехватило дыхание.