Французы на Северном полюсе
Шрифт:
Летящее Перо сразу напялил их на нос, поглядел на свое отражение в луже и заявил, что стал похож на профессора.
Смуглый Дюма с крупным носом и пышной черной бородой выглядел в очках весьма внушительно, Артур даже сказал, что он похож на настоящего марабута [75] . А вот у Констана Гиньяра очки не держались на его коротком носу, и парижанин не преминул сострить по этому поводу:
— Знаешь, твои очки надо отправить в манеж!
— Зачем?
— Пусть поучатся сидеть верхом на твоем носу. И на ночь их не
75
Марабут — мусульманский отшельник.
— Не болтай ерунды!
— Провалиться мне на этом месте, если я вру! Этот хитрец кормил бедных животных стружкой, а они воображали, будто едят травку!
Дня два очки были предметом насмешек парижанина, всем досталось, кроме, разумеется, капитана и доктора.
Но больше всех Угиуку. Он и в самом деле выглядел очень забавно с большими зелеными стеклами на плоской, круглой, как блин, лоснящейся от жира физиономии кирпичного цвета. Летящее Перо уверял, что эскимос как две капли воды похож на его консьержку в Париже, правда, у той погуще борода и усы.
В то время как матросы шутили и веселились, капитан выглядел озабоченным.
За все десять дней им ни разу не встретилась протока, трещина или слабина во льду. А ведь через четверо суток предстояло возвращаться, иначе не хватит продуктов.
У д’Амбрие еще оставалась слабая надежда: может быть, береговой лед вблизи земли, открытой Локвудом, помощником капитана Грили, не смерзся с паковым льдом, ставшим у них на пути? До этой земли две — две с половиной мили. И, если там окажется хотя бы узенькая протока, ее можно будет расширить и провести «Галлию».
Увы! С приближением к берегу, покрытому мощными тающими ледниками, дорога становилась все труднее, приходилось то и дело выпрягать собак и переносить тяжело груженные сани через ледяные горы и ущелья.
«Напрасный труд, а главное — опасный», — решил капитан, приказал отряду остановиться в ложбине между торосами, а сам, с доктором и эскимосом, пошел дальше.
Достигнув берега, они увидели те же смерзшиеся льды, даже намека на свободную воду, которую здесь нашел Локвуд, не было.
Как и предполагал д’Амбрие, истина лежала где-то между двумя противоположными утверждениями капитанов Нэрса и Кейна.
Против мыса Уайльда доктор заметил маленький островок, названный Грили островом Локвуда. Именно на этом месте Локвуд прекратил продвижение к Северному полюсу.
В бинокль видна была пирамида, сооруженная тремя путешественниками, и д’Амбрие предложил спутникам посетить этот скромный памятник.
Они пришли туда за час и остановились в изумлении.
В двухстах метрах к северу стояла еще одна пирамида из крупных кусков угля, сооруженная, видимо, совсем недавно.
Д’Амбрие нахмурился.
— Прегель!.. Опять он!
Доктор и Угиук
В банке лежала бумага с текстом на английском, немецком и французском языках.
— Вы правы, капитан, — сказал Желен, откупорив банку, — здесь есть подпись: Прегель. Прочесть?
— Конечно, бумага для того и положена, чтобы ее читали, так что в неделикатности нас никто не обвинит.
Врач стал читать:
— «Нижеподписавшийся начальник немецкой экспедиции по исследованию Северного полюса поставил здесь знак в память о том, что побывал на этом острове. Он продолжает свой путь и, если будет на то воля Божья, установит еще одну пирамиду в десяти милях к северу от этого места.
— Все! — вне себя от бешенства воскликнул доктор. — Бедный Локвуд, жертва науки! Его обошел на полголовы потомок тевтонов, тупой ханжа! От подобной несправедливости можно вспотеть даже на пятидесятиградусном морозе!
— Почему, дорогой Желен?
— Поступок, типичный для пруссака: поставить свой знак на двести метров дальше знака мужественного предшественника, чтобы объявить: «Я здесь первый!» Как будто он не понимает, что это вовсе не победа, что считать сантиметры в таком деле — верх глупости!
— Немцы, мой друг, бережливы по своей природе и не уступят ни сантиметра. А Прегель стопроцентный немец.
— Будь на его месте англичанин, русский, итальянец, француз, он поставил бы свой знак рядом со знаком Локвуда, выразив тем самым уважение мужественному предшественнику. А вот Юлиус Прегель, скромно называющий себя начальником экспедиции на Северный полюс, словно он уже его достиг, хочет отнять славу у мертвого. Противно! Пойдемте отсюда, капитан.
— Но прежде положим записку на место.
— Разумеется. Мы же честные люди, черт возьми! К тому же мне не хотелось бы лишать потомков такого великолепного памятника немецкой пунктуальности.
— Не огорчайтесь, доктор! Кстати, наш соперник был здесь пять недель тому назад и, видимо, уверен в победе.
— О, капитан! Надеюсь, мы наверстаем упущенное время?
— Я в этом никогда не сомневался. Слышите? Никогда! Мы поставим свои знаки гораздо ближе к Северу!
— А как быть с этим проклятым ледяным барьером?
— Мы пробьем через него проход!
— Но сколько времени уйдет на это!
— Вы забыли, что Прегель, отбывший из Германии на год раньше, обогнал нас всего на пять недель.
— В самом деле!
— Не исключено, что его корабль сейчас находится у Форт-Конгера в поисках зимней стоянки, и, следовательно, «Галлия» несколько впереди.
— До наступления зимы Прегель должен вернуться на корабль…
— Совершенно верно…
— Допустим, его судно не достигнет места, где сейчас стоит «Галлия», и ему придется возвращаться в Форт-Конгер на зимовку. Тогда мы уйдем далеко вперед.