Французы на Северном полюсе
Шрифт:
— Хватит фантазировать! А то у меня уже окоченели ноги, напомнив о реальности.
— Пора возвращаться, о нас наверняка беспокоятся, а путь предстоит нелегкий.
Обратно решили идти вдоль другого берега, чтобы исследовать ледяной барьер на возможно большем пространстве.
Такой путь был труднее, но д’Амбрие надеялся найти хоть какой-нибудь проток.
Осмотрев в бинокль мыс Вашингтон, отмеченный Локвудом, и мыс Александр-Рамзей, отряд обогнул остров Мюррей, Де-Лонг-фьорд и отправился в обратный путь по южной части ледового барьера.
К несчастью, похолодало и поднялся густой туман.
— Через тридцать
Прохода найти не удалось, зато все были полны решимости пробить его во льдах, чего бы это ни стоило.
Два дня подряд шли по двенадцать часов, наконец в последний раз поставили палатку для ночевки.
— Вперед, ребята!.. Бодрее! Цель близка.
Капитан, обычно спокойный, вдруг стал проявлять поспешность.
Доктор знал, в чем дело, но секрета не раскрыл. Он торопил матросов, словно забыв, как вредно потеть.
А секрет заключался в том, что 14 июля [76] , то есть на следующий день, капитан собирался устроить на корабле торжество с вином, угощениями и всякими развлечениями.
Бершу должен был все подготовить, чтобы достойным образом отметить национальный праздник, а матросам, оставшимся на судне, следовало придумать интересные номера для представления.
Такого торжества еще никто не видел. На корабле, в семи градусах широты от Северного полюса!
К великой досаде капитана, сквозь туман невозможно было рассмотреть корабль, где уже наверняка сияли праздничные огни и развевались флаги.
76
14 июля — начало революции 1789–1794 годов во Франции. День падения тюрьмы-крепости Бастилии. Государственный праздник.
Вдруг залаял Помпон, любимец Артура Форена, за ним еще несколько собак, и вскоре все псы, к немалому удивлению моряков, залились звонким лаем.
— О, — воскликнул парижанин, — наверняка какой-нибудь шутник на корабле залаял, чтобы подразнить собак. Ну-ка замолчите! Неужто не слышите, что это не собака? Залаял бы я, тогда другое дело.
Но, как бы то ни было, собаки почуяли врага.
Неожиданно сквозь туман проглянул нос корабля.
— Стой! Кто идет? — раздался голос.
— А вы кто?! — сурово откликнулся капитан.
— Капитан Вальтер, с трехмачтового судна «Германия» из Бремерхафена.
— Капитан д’Амбрие, с французской шхуны «Галлия», — представился в свою очередь д’Амбрие.
Капитан Вальтер, видимо, решил, что это визит вежливости, и произнес:
— Пройдите, пожалуйста, к левому борту, сейчас спустим трап!
— Благодарю, но в тумане я принял ваш корабль за свой.
— «Галлия», капитан, стоит в трех кабельтовых к юго-западу.
— Спасибо, имею честь приветствовать!
Удивленные французы хранили молчание, а собаки неистово лаяли и рвались вперед.
— Ну, доктор! Что скажете?
— Я ни капельки не огорчен, — ответил Желен. — Ведь мы с ними стремимся к одной цели и в этой встрече нет ничего удивительного.
— Вы правы. Помощник капитана «Германии» знал, где стоит наш корабль.
— И не ошибся.
— Не кажется ли вам, что у Прегеля мания обгонять соперника, хотя бы на самую малость, иными словами, добиваться смехотворного превосходства?!
— О да! Они прошли
— Не сомневаюсь в этом. Но противно зимовать рядом с ними, ведь они только и делают, что кичатся своим, можно сказать, несуществующим превосходством.
— Зато мы в более выгодном положении. Нашли очень удобное место для судна, а им, по-моему, это не удалось.
Последние слова доктора заглушило радостное «ура!». Туман рассеялся, и в ярких лучах солнца появилась «Галлия», расцвеченная праздничными флагами.
Капитана и его спутников встретили громкими криками: «Да здравствует Франция!», «Да здравствует республика!». Сколько было горячих рукопожатий, сердечных слов, а напоследок дружное: «Да здравствует капитан!»
Забыв про усталость, матросы побежали надевать парадную форму.
Началось торжество.
За праздничный стол сели все вместе, без различия званий и рангов.
Среди общего веселья один за другим следовали тосты: «За Францию!», «За республику!», «За капитана!», «За Северный полюс!»
После пира состоялся концерт. Были и сцена и занавес. Матросы не робели, пели песни, аккомпанировал им на пианино лейтенант Вассер, с ходу подбиравший нужные мелодии.
Но никто не имел такого успеха, как Летящее Перо. Он исполнил песенку герцога из «Риголетто», начинающуюся словами «Comme la plume au vent» [77] .Окончание этой строки звучит как «плюм-о-ван», что означает «летящее перо», а, как мы уже знаем, это прозвище Форена.
77
Как перышко под ветром (фр.). В русском переводе песенка герцога из оперы Д. Верди начинается словами «Сердце красавицы склонно к измене»; здесь женская неверность сравнивается не с перышком, а с майским ветерком.
— Браво, парижанин! Браво! Здорово поешь! — Матросы так долго аплодировали своими заскорузлыми от работы руками, что Артуру пришлось исполнить песенку трижды.
— Теперь ясно, откуда у тебя прозвище. Оказывается, ты пел в опере? А молчал!
— Нечем хвастаться… Печальная это история…
— Расскажи! Расскажи! — стали просить отовсюду.
— Однажды мне пришла в голову забавная мысль выступить в опере в славном городе Орлеане, в роли герцога Мантуанского.
Только я начал петь мою любимую арию, как зрители, будто наскипидаренные, повскакивали с мест и освистали меня. Что там было! Контракт, разумеется, со мной сразу расторгли, к великой радости соперников, которые тут же прозвали меня Плюмованом — Летящим Пером.
Из Орлеана я отправился в Буэнос-Айрес, но и там меня постигла неудача: не заплатили за работу.
Надо было как-то жить, и я устроился поваром, хотя совсем не умел стряпать… Меня снова выгнали!
Пошел работать в парикмахерскую, одному отхватил нос, другому ухо, опять неувязка, пришлось сдать оружие.
Во Францию вернулся кочегаром на трансатлантическом пароходе, чтобы оплатить проезд… И мне понравилась эта работа.
Восемь лет проработал у топки и вот теперь удостоился чести скромно трудиться на благо славной экспедиции нашего храброго капитана.