Фредерик Дуглас
Шрифт:
Вернулся Генри с блюдом золотисто-коричневых печеных яблок, политых густым сиропом.
— Генри, — приказал Фрилэнд, — пойди в людскую и приведи сюда нового слугу.
Генри вытаращил глаза, но не тронулся с места.
— Ступай живо! Ты его увидишь.
Двигаясь куда быстрее, чем обычно, Генри исчез за дверью. Фрилэнд сказал с улыбкой:
— Сегодня утром я взял в дом нового слугу. Он вам понравится.
Миссис Фрилэнд спросила изумленно:
— Ты купил нового слугу?
— Я взял его на время у одного захудалого фермера в Сент-Микэлсе.
Мать поморщилась.
— Но
— О! Тогда другое дело. Должно быть, хорошей породы.
— Несомненно. Я бы не прочь и купить его.
Взор старухи приобрел мечтательное выражение.
Она покачала головой.
— Наверно, все их прекрасное имение пошло прахом. Как жаль, что полковник умер, не оставив сына.
За ее спиной с шумом распахнулась дверь, и на пороге возник Генри, отдуваясь, словно он бежал со всех ног.
— Привел его! — выпалил Генри.
Фредерик вошел и остановился. От вида этой комнаты у него перехватило дыхание. Солнечные лучи играли на дубовой обшивке стен, на полированной мебели; весело распевала залитая светом канарейка. Юноше захотелось нагнуться и посмотреть, не занес ли он на своих башмаках какой-нибудь пылинки со двора. По этому красивому полу надо передвигаться на цыпочках!
— Входи, мальчик.
У мужчины был приветливый голос. Миссис Фрилэнд резко повернулась и внимательно поглядела на новое приобретение сына. Она сразу же отметила цвет Фредерика, вернее — недостаточно черный цвет… значит… но старуха тут же оборвала свою мысль. Кто этот мальчишка, подобранный ее сыном в Сент-Микэлсе? Чем объяснить этот внезапный интерес к покупке незрелого юнца? Она приказала отрывисто:
— Подойди-ка сюда!
Он подошел поближе скромной, но уверенной походкой и учтиво поклонился. Не переступая с ноги на ногу и не опуская глаз, выдержал ее придирчивый осмотр. Молчание нарушил хозяин:
— Ну, матушка…
Мать оборвала его властным жестом.
— Есть у тебя имя? — спросила она.
— Да, мэм. Фредерик. — Ответ прозвучал вполне почтительно — негромко и отчетливо.
Фрилэнд одобрительно кивнул головой. Мать его на минуту как бы застыла. Потом, со скрипучими нотами в голосе, задала вопрос:
— Кто дал тебе такое имя?
Фредерик почувствовал, как внутри у него что-то сжалось. Его имя всегда приводило людей в изумление. Ему в конце концов самому захотелось узнать, кто же окрестил его так? Бабушка? Мать? Или отец? В Балтиморе он как-то разговорился об этом с Томми. И маленький хозяин сказал своему маленькому рабу: «А, глупости! Какая разница? Ведь так тебя зовут, правда? Так и говори всем!»
Уильям Ллойд Гаррисон (1805–1879) (слева) и Уэнделл Филиппс (1811–1884).
Фредерик Дуглас в сороковые годы XIX столетия.
— Отвечай мне, мальчик! — требовательно сказала грозная старуха.
Выпрямившись,
— Меня зовут Фредерик, мэм.
Она ударила его тростью, и пребольно. Хозяин с шумом отодвинул свой стул и привстал.
— Матушка!
— Какая дерзость! — глаза старухи пылали. — Убирайся вон!
Фредерик отступил на шаг. Тут и не убежишь и не ответишь. Но дрожать перед ней он тоже не станет. Не было нужды спрашивать, чем именно он оскорбил старую хозяйку. Он догадался и на миг почувствовал свирепую радость. Раб мог проявить «дерзость» любым образом: взглядом, словом, жестом. Это считалось непростительным преступлением. Фредерик знал, что он виновен. Генри жался к стене, тараща глаза и разинув рот.
Уильям Фрилэнд вышел из-за стола и, не глядя на Фредерика, строго сказал дворецкому:
— Уведи его во двор. Я сейчас приду.
Фредерику безумно захотелось рассмеяться Генри в лицо, когда тот нерешительно подступил к нему. Нескладный чернокожий малый был, пожалуй, тяжелее его и года на два старше, но Фредерик знал, что в честном бою он осилит его. Сейчас, однако, у него даже не было мысли о сопротивлении. Просто глупо, что Генри взял его за руку с такой опаской.
Но едва только они очутились за дверью, поведение Генри изменилось.
— Скажи-ка, парень, — зашептал он, отпустив руку Фредерика, — а не ты, случаем, тот самый негр, что спятил и поколотил белого?
Фредерик повел плечами. Его недолгое воодушевление исчезло, сменившись тоскливой апатией. К горлу подступила тошнота.
— Ох, я и вправду спятил!
— Так я и знал! — восторженно зашептал Генри. — Я догадался! Пошли в коровник! Я расскажу, пускай все знают.
Жалобные ноты в его голосе сразу пропали, он и голову-то держал прямо.
Оказавшись за домом, Генри принялся возбужденно махать руками, и на его безмолвный призыв сбежалась вся дворня и негры, работавшие в конюшне и коровнике. Фредерик присел на пустой ящик. Генри стал рассказывать в лицах о том, что сейчас произошло. Все старались говорить вполголоса, и, когда Хэнди хлопнул себя по коленям и громко захохотал, Джон зашипел на него:
— Заткни пасть! Ты что, хочешь, чтоб весь дом услыхал?
— Отвечать так старой миссис!
— Господи, боже! Да она шкуру с тебя сдерет!
Все они смотрели на Фредерика с восхищением.
Один лишь Сэнди, неодобрительно покачав головой, проговорил:
— Нехорошо. — И больше ничего.
Фредерик, сидевший на своем ящике, был с ним совершенно согласен.
Трость миссис Фрилэнд упала на пол, едва лишь закрылась дверь за обоими рабами. Рука ее тряслась. Озадаченный сын нагнулся, чтобы поднять палку.
— Матушка, вы расстроились. Извините, но я решительно не понимаю почему.
Маленькая седая головка вздернулась вверх.
— Ты не понимаешь! И это, по-твоему, «нечто лучшее». Какой-то ублюдок! — злобно выговорила она.
— Ради бога! Матушка!
Внезапно сцена, свидетелем которой ему только что пришлось быть, приобрела новое значение. Неужели мать помешалась на этой «дурной крови»?
— И как вошел! С каким видом, с какой дерзостью!
— Да, надо признать, для раба несколько самоуверен.