Фредерик Дуглас
Шрифт:
Затем Нама внесла в хижину дымящуюся миску. Фредерик весь день ничего не ел. В последние полгода пищей его был лишь жидкий водянистый суп. Сейчас он был уверен, что никогда в жизни не отведывал ничего более вкусного, чем эта наваристая похлебка. Женщина положила в котелок обрезки свинины, несколько крабов и устриц, пучок свежих морских водорослей, капусту, зеленый перец и спелые помидоры из своего огорода. Она испекла кукурузную лепешку в горячей золе. Фредерик ел с жадностью, причмокивая. Сэнди сидел рядом с ним на корточках и с аппетитом расправлялся со своей порцией. Пылающая сосновая шишка освещала хижину. Сэнди улыбнулся жене.
Едва Фредерик очистил
Сэнди и Нама вышли из хижины. Женщина поправила почти угасший костер, подбросила в него хворост. Сэнди растянулся у огня. Он рассказал жене, что нынче в полдень увидел в кустарнике, возле того места, где работал, притаившуюся Кэролайн. Она пряталась, как испуганный зверек, объяснил Сэнди, поэтому он сам к ней подошел. Лишь постепенно удалось ему вытянуть из Кэролайн, что Коуви зверски избил мальца капитана Олда, рассек ему голову, пнул ногой в бок и оставил лежать во дворе. Она видела, как парнишка уполз в лес. Она все беспокоилась, что он умрет.
— А я не думаю, что он умрет. Умереть человеку трудно. — С минуту Сэнди размышлял. — Я помогу ему.
— Как? — «С одной стороны лес, с другой — залив. Куда бежать?» — подразумевалось в коротком вопросе Намы.
Сэнди покачал головой.
— Сейчас бежать не надо. В этот раз он вернется к хозяину.
Жена выжидающе молчала.
— Слышал я об этом малом, он читает, пишет. Толковый, знает науку белых.
— А! — Теперь женщина начала понимать.
— Сегодня я покажу ему, что должен знать черный человек. Я разбужу силу в его теле, ведь черная мать родила его!
Сэнди долго лежал, безмолвно глядя на звезды сквозь верхушки высоких деревьев. Потом тихо заговорил снова:
— Я вижу в нем большую силу. Сейчас он узнает, что можно. Каждый день будет знать больше. Время наступит — уйдет. Тогда уже не будет один.
И женщина понимающе кивнула.
Фредерика разбудило не солнце, выкатившееся, как золотой шар, и затопившее залив ослепительным блеском и радужным сиянием, и не карканье ворон высоко на соснах, и даже не собачий лай, доносившийся издалека. Нет, сон рассеивался, пожалуй, от того, что постепенно в сознание юноши проникали какие-то пылающие слова. Неужели он нашел книгу— новую книгу, еще более чудесную, чем «Колумбийский оратор»? Фредерик не видел слов, и все же они, казалось, окружили его со всех сторон — слова были живыми, они уносили его через широкие реки, высочайшие горы, беспредельные равнины. Во сне он видел людей — чернокожих людей, очень высоких и сильных. Они распахивали девственную землю, черную, как их широкие спины, охотились в лесах, некоторые из них шли в города, города, полные черных людей. Они были свободны: они шли, куда желали, и работали так, как им самим было нужно. Они даже летали как птицы высоко-высоко в небе. И он летел с ними, он смотрел вниз, на землю, которая казалась крошечной. Фредерик расправил крылья. Он могуч. Он умеет летать вместе с людской стаей. Но кто эти люди? Фредерик напряженно прислушался. Так вот в чем дело: он не читал, он слушал. Кто-то произносил речь. Но это была не речь, ничего подобного он не слыхал прежде; это было совсем не похоже на то, что говорил проповедник в Балтиморе.
Фредерик открыл глаза. Значит, сон еще продолжается. Он увидел рядом с собой странно изогнувшуюся, мерно раскачивающуюся фигуру, услышал звучный поток слов. Свет резал глаза, но Фредерик
— Хорошо. Ты проснулся. Пора тебе уходить! — отрывисто и повелительно сказал он, и Фредерик поспешно сел. Тело его вдруг стало легким. Он физически ощущал бодрость во всех членах, так же как ощущал запах сосны, который, казалось, источала каждая тесина в этой пустой хижине. Женщины не было видно, но это, наверно, она принесла воду — полное ведро стояло в углу. Сэнди подал ему завтрак. В руках у юноши очутилась теплая миска; Сэнди молча ждал, пока он поест. Фредерик глубоко вздохнул.
Он вспомнил: чернокожие, такие, как Сэнди, идут куда хотят! Надо это узнать. Фредерик взглянул на Сэнди.
— Когда… когда я спал… ты говорил…
Сэнди хранил молчание. Фредерик потер лоб тыльной стороной ладони. Он вдруг почувствовал себя неловко. Просто приснился глупый сон… Однако что-то толкнуло его на вопрос.
— Ты говорил это для меня?
— Да.
Простой ответ заставил Фредерика недоуменно нахмуриться.
— Но… я не понимаю. Что ты мне рассказывал? Я ведь спал.
Какое-то выражение промелькнуло на бесстрастном лице Сэнди. Когда он заговорил, голос его прозвучал мягче:
— Тело спит, больное тело спит. Оно спит, и раны залечиваются. Но сам ты, — Сэнди нагнулся и своим длинным указательным пальцем легонько дотронулся до груди Фредерика, — сам ты не спишь!
— А… как это может быть?
Под твердым взглядом этих спокойных глаз Фредерик покорился. Понять он не понял, но запомнил. Помолчав, он спросил просто:
— Куда мне теперь идти?
Так вот оно что! Сэнди решил помочь ему бежать. Ну что же, он попробует. Он ничего не боится. Свобода пела в его крови. И потому ответ Сэнди пошатнул его, как удар.
— Обратно. Обратно к Коуви.
— Нет! Нет!
Весь ужас последних шести месяцев был вложен в этот вопль; дрожа, Фредерик закрыл лицо ладонями.
Рука Сэнди твердо опустилась на плечо юноши и вернула его к действительности. Страх постепенно отступал, какое-то новое чувство подняло его словно на крыльях. Он не мог бы объяснить, что произошло, но знал одно: теперь он не боится. И все-таки жить ему хотелось. Жить во что бы то ни стало. Он взглянул на Сэнди.
— Коуви убьет меня, засечет до смерти. — В голосе Фредерика не было прежнего страха — он просто объяснял.
Фредерик очистил миску до дна. Похлебка была вкусная. Потом он запил водой, которую Сэнди налил ему из ведра, она была свежая и холодная. Фредерику хотелось узнать, куда делась женщина. Ведь надо поблагодарить ее. Поблагодарить перед тем, как отправиться в обратный путь.
Сэнди пошарил у себя на груди под грубой рубахой и вытащил что-то завязанное в лоскуток материи.
— Слушай меня хорошенько!
Фредерик опустил миску на пол.
— Сейчас тебе не уйти. Мудрый встречает все, что ему суждено. Сильные деревья гнутся на ветру, но не ломаются. Сейчас не время. Потом уйдешь. Ты уйдешь далеко.