Фрегаты идут на абордаж
Шрифт:
Тут Йохен Мартенс несколько смешался. Пристроить Зиверса на один из кораблей Томаса Утенхольта ему не удалось. Данное ему новое поручение гласило: заставить Зиверса вернуться к Карфангеру.
Утенхольт не собирался портить отношения с Карфангером. Более того, он рассчитывал привлечь этого молодого и подающего надежды капитана к осуществлению своих собственных планов. Будь Михель Зиверс в команде одного из кораблей Карфангера, он мог бы оказаться намного полезнее: прежде всего Утенхольту надо было знать, о чем говорят меж собой его матросы. И уж если Зиверсу так хочется во что бы то ни стало напакостить Карфангеру, то пусть делает это на свой страх и риск.
— Значит, вы не хотите дать молодому
— Нет! — отрезал Карфангер. — Нет, и точка. И передайте ему: пусть немедля забирает сундучки с «Мерсвина».
— Непременно передам, — с нескрываемым сожалением в голосе протянул — трактирщик.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Лето шло на убыль. В то время как Берент Карфангер обдумывал детали предстоящего рейса в Англию, который намеревался предпринять еще до наступления холодов, от берегов Испании отплывал караван из десяти гамбургских торговых судов. Среди них были довольно крупные корабли грузоподъемностью в шестьсот и более тонн, были и поменьше. Их трюмы под, самые переборки были набиты бочонками с вином, ящиками с фруктами и тюками с пряностями. Некоторые везли золото и серебро — плату за гамбургские товары, проданные в Испании и Португалии. Искусные мастера вольного города изготавливали из этих драгоценных металлов всевозможные украшения, отчего цена их возрастала в десятки раз. Но ничей глаз, даже самый зоркий, не сумел бы разглядеть, что все эти кольца и перстни, браслеты и ожерелья, шкатулки и подсвечники сделаны из того самого серебра и золота, которое испанские конкистадоры, в том числе Писарро и Кортес, награбили в землях инков и ацтеков еще сто лет назад.
Они шли кильватерным строем, держа курс на север, к родным берегам.
Днем — раздутые паруса идущего впереди корабля, ночью — его кормовые фонари, больше впереди ничего не было видно. Много сотен миль отделяли их от Гамбурга, грозный Бискайский залив еще не принял их в свои воды. А до тех пор, пока не был пройден остров Уэсан, нельзя было с уверенностью сказать, что опасность встречи с пиратами миновала, ибо конвой двигался медленно, со скоростью самого медлительного из своих кораблей. И горе тому, кто потеряет из виду идущих впереди!
Слева по борту каравана, на расстоянии в добрую милю от него, словно пастушья овчарка, стерегущая стадо, шел один из кораблей-конвоиров, принадлежащих Томасу Утенхольту. Это было «Солнце», которым командовал Маттиас Дреер. За крышками его орудийных портов таились жерла тридцати двух пушек, и даже самый маленький из «купцов» в караване имел на борту не менее шести орудий. Не всякий пират посмел бы к ним сунуться.
Наступал вечер вторых суток плавания; они как раз проходили на траверзе мыса Финистерре, когда на горизонте, далеко на юго-западе, показались паруса, принадлежавшие, по всей видимости, трем быстрым кораблям. С тревогой поглядывал за корму Даниэль Людерс, капитан «Анн-Шарлотт», самого малотоннажного судна в караване и потому шедшего одним из первых.
Его опасения не были беспочвенными. Если это на самом деле пираты, «Анн— Шарлотт» придется туго — остальные поднимут все паруса и пустятся наутек: старушке «Анн-Шарлотт» в жизни за ними не угнаться, а Маттиас Дреер вряд ли полезет в драку с таким противником из-за одного судна. Конечно, по договору это — его святая обязанность. Но кто знает, как уговорились меж собой Утенхольт и Дреер на такой случай, да и Захариас Спрекельсен, владелец «Анн-Шарлотт», скорее всего, тоже не остался в стороне. Не иначе старый хрыч застраховал свое прогнившее корыто на такую сумму, что его потеря обернется ему еще и прибылью! На собственную команду Даниэль Людерс не очень-то полагался. Тревога в
— Не поднять ли нам еще пару простыней, как думаешь?
Михель Шредер был еще весьма молод, однако невзирая на свои двадцать с небольшим лет, считался неплохим мореходом. Он тоже давно следил за тремя подозрительными парусниками, поэтому сразу понял, куда клонит Людерс.
— Как прикажете, капитан. Можно поставить грот-брамсель и крюйсель.
Но позвольте заметить, что ветер крепчает.
— Нам надо догонять остальных, если не хотим угодить в лапы к берберийцам, — буркнул капитан.
Штурман вытянул вверх руку, указывая на такелаж.
— Посмотрите туда. Старые снасти могут не выдержать напора ветра: стоит ему задуть посильнее — и они полопаются, как гнилое тряпье. Сейчас, напротив, самое время зарифить грот-марсель.
Даниэль Людерс еще раз оглянулся и убедился, что незнакомцы приблизились. Взглянув вперед, он заметил, что на «Солнце» подняли даже топсели.
Тогда, отбросив все колебания, он погнал матросов на бизань-мачту ставить крюйсель.
Теперь «Анн-Шарлотт» стала так зарываться форштевнем, что волны перекатывались через бак; находившиеся там матросы в одно мгновение вымокли до нитки. Капитан Людерс, широко расставляя ноги и с трудом сохраняя равновесие на скользкой палубе, отправился на бак, где тотчас принялся щедро раздавать пинки и тычки забившимся в носовой кубрик промокшим и продрогшим матросам, выгоняя их ставить грот-брамсель. Озлобленные матросы беззастенчиво огрызались в ответ на брань капитана, но все же полезли на грот-мачту и развернули брамсель, который ветер буквально рвал из рук.
Расстояние между «Анн-Шарлотт» и ушедшими вперед кораблями стало понемногу сокращаться. Однако судно теперь настолько глубоко зарывалось форштевнем, что пена с гребней волн порой долетала до кормовой надстройки, где стояли, вцепившись в леера, капитан Людерс и его штурман. Оба старались не потерять из виду ни караван, ни его преследователей и в то же время следить за ходом собственного судна. Ветер разыгрался не на шутку: они находились уже почти в самом центре Бискайского залива. Однако капитан Людерс и не помышлял о том чтобы зарифить паруса, стремясь любой ценой не отстать от каравана.
Сумерки, между тем, начали сгущаться, и Михель Шредер потерял из виду гамбургский караван. Ни один из кораблей не зажег кормовых огней, и сколько ни напрягал штурман «Анн-Шарлотт» зрение, он не смог увидеть даже парусов последнего судна в караване. Внезапно у него над головой раздался громкий треск: лопнули лик-тросы крюйселя, и ветер мгновенно унес сорванный парус в темноту.
От неожиданности Даниэль Людерс потерял дар речи. Молча спустился он на палубу и знаками показал маатам, что надо убрать фор-брамсель и гротбрамсель. Но едва лишь матросы полезли по вантам на мачты, лопнули гротпардуны, просвистев над головами стоявших на палубе, словно кончики хлыстов. Грот-стеньга переломилась пополам, а марса-рей и брам-рей с треском обрушились на палубу, увлекая с собой остатки такелажа.
Михель Шредер в два прыжка слетел с полуюта на палубу и поспешил к основанию грот-мачты, где двое матросов только что вытащили старого Людерса из-под рухнувшего марса-рея. Но капитан уже не подавал признаков жизни: ему раздробило череп.
Вместе с капитаном погибли двое матросов, третий отделался лишь сломанной рукой. Шредер велел отвести его в свою каморку. Затем отправил всю команду чинить такелаж, поднимать и крепить стеньги и реи. Улучив минуту, он попытался разглядеть ушедшие вперед остальные корабли, но не обнаружил их. Неужели они не заметили, что случилось с «Анн-Шарлотт»?