Фреска судьбы

Грановская Евгения

— На улицу! Быстро!

Алеша на негнущихся ногах побежал на улицу. Навстречу им выскочили два человека с винтовками. Артист вытянул руки и открыл по ним огонь из двух револьверов. Один из них словно споткнулся и упал, с размаху ткнувшись лицом в землю. Второй присел на колено и прицелился из винтовки, но выстрелить не успел — пуля артиста сразила и его.

Артист быстро отвязал лошадей и крикнул:

— Гнедая! Живей!

Алеша подбежал к гнедой лошади, сунул ногу в стремя и взобрался в седло. В здании раздались крики,

послышался звон разбитого стекла.

— К роще! — услышал Алеша голос артиста.

Алеша пришпорил лошадь, и они галопом поскакали к роще. Из окон по ним начали стрелять. Алеша слышал, как свистят пули возле его головы. Рощица стремительно приближалась.

— Быстрей! Быстрей! — кричал артист.

Лошади хрипели под ними и брызгали пеной.

Сколько времени они скакали — Алеша не смог бы сказать. Он потерял счет времени и думал лишь о том, как бы не отстать от маячившего впереди вороного коня с черноусым седоком.

Наконец, когда Алеша уже валился из седла от усталости, артист придержал коня. Измученный Алеша тут же последовал его примеру.

— Ну, кажется, оторвались, — сказал артист, оглядываясь. — Давайте на эту тропу!

Они свернули с дороги на лесную тропу. Проехали еще немного и свернули на другую. Здесь артист пустил коня шагом.

— Ну, как вы? — спросил он у Алеши. — Вы не ранены?

Алеша оглядел себя и покачал головой:

— Кажется, нет.

— Однако и бледны же вы, — заметил артист. — Прямо как мертвец.

— А вы наоборот, — слабым голосом проговорил Алеша. — Таким живым я вас никогда еще не видел.

— Опасность заставляет меня острее чувствовать вкус жизни.

Алеша снял фуражку и вытер запястьем пот со лба.

— Давно хотел вас спросить, идальго, где вы научились так стрелять?

— Там же, где метать ножи, — ответил артист. — Я три года жил в Америке. Работал на золотых приисках в Калифорнии, потом перегонял лошадей… Да много чем занимался. Мечтал разбогатеть, но, увы, не преуспел.

— Ведь вы на самом деле итальянец?

Артист покачал головой:

— Нет. Но итальянская кровь в моих жилах течет. Равно как и испанская. Моя бабка была дочерью неаполитанского купца и испанской танцовщицы. Дед привез ее в Россию, когда ей не было и семнадцати… Ба, да на вас лица нет! Вас что, мутит?

— Слегка, — тихо ответил Алеша. — У меня перед глазами до сих пор стоит тот матрос.

— Какой матрос? — не понял артист. — А, вы про того большевика. Да, он чуть было вас не сцапал. Не приди я на помощь, худо бы вам пришлось. Испугались?

Алеша хотел объяснить артисту, что лицо матроса стоит у него перед глазами вовсе не из-за испытанного страха, что его более всего поразило, как легко и быстро человек расстается с жизнью. Маленькая точка в центре лба — и человек уже не человек, а груда холодеющего мяса. Одно мгновение — и все мысли, чувства, желания и страсти человека улетучиваются из обмякшего тела. Все это Алеша хотел

высказать артисту, но вовремя остановился. Разве такое объяснишь?

— О чем задумались? — поинтересовался артист.

— Так, ни о чем, — вяло ответил Алеша.

— За нами наверняка погоня. Нам надо отойти подальше, а потом избавиться от лошадей. В нескольких верстах отсюда узловая станция. Можно попытаться сесть на поезд до Орла. А если повезет, то и до самой Москвы. Смотрите, что я прихватил у наших друзей.

Артист достал из кармана пальто золотой портсигар с треугольным бриллиантовым вензелем и показал его Алеше.

— Откуда это?

— Со стола моего мучителя, — ответил артист.

— Мучителя? — Алеша поднял на него глаза. — Вас пытали?

— Так, несколько зуботычин да пара ударов сапогом по ребрам, — небрежно ответил артист. Пошевелил плечом и поморщился: — Хотя ребро он мне, похоже, все-таки сломал. В любом случае внакладе я не остался. Этот портсигар доведет нас до самой Москвы.

Они ехали по узкой лесной тропке еще полчаса, после чего артист сказал:

— Здесь можно бросить коней. Дальше пойдем пешком.

* * *

Иногда жизнь преподносит нам страшные сюрпризы. Кровь, пот, выстрелы, боль, кровожадные звери в человечьем обличье — все это можно пережить, имея в душе хотя бы частицу веры в добрую природу человека. Но предательство близкого человека, в которого верил как в самого себя (и даже больше, чем в самого себя), способно поколебать самую стойкую душу и испепелить самые радужные надежды.

И что думать о мире и человеке, если сидишь за грязным столом, покрытым чернильными пятнами, и видишь перед собой улыбающееся лицо дьявола, а по правую руку от него — своего верного товарища, который (как переварить такой парадокс?) не раз спасал тебе жизнь, а теперь стал этому дьяволу помощником?

Бледное лицо артиста выглядело больным. Усы его больше не топорщились в стороны, а вяло обвисли по краям рта, твердый очерк губ размяк и потерял форму.

В душе у Алеши царило смятение. Он посмотрел на дьявола в серой шинели, сидевшего за обшарпанным столом, потом перевел взгляд на артиста, разжал пересохшие губы и тихо произнес:

— Вы меня предали, идальго?

— Можно сказать и так, — услышал он в ответ.

— Зачем вы это сделали?

— Помните, я как-то говорил вам о том, что Бог любит злодеев?

— Да. Но я не совсем понял.

— Кажется, Достоевский где-то написал, что если Бога нет, то можно людей резать. Я хочу к этому прибавить, что если у человека нет настоящей веры, то он не имеет права творить добро. Иначе все это лишь фальшь и обман. Желание избежать проблем. Пустое самолюбование!

Артист мучительно наморщил сухой лоб. (За последние дни он сильно отощал. Щеки метателя ножей прилипли к черепу, из небритой, щетинистой шеи проглоченным угловатым камешком торчал кадык.)