Фрейд и его госпожа
Шрифт:
– Вы, Зоя Аркадьевна, отдаете отчет своим словам?
– Отдаю, отдаю! Слышь, а я тут при чем? Мне шьете ее труп, что ли? У вас в прокуратуре одни болваны штаны протирают? На хрен мне его новая жена?
– Не горячитесь, Зоя Аркадьевна. Сначала подозрения пали на Кирилла Андреевича…
– Это правильно, – утирая слезы, выкатившиеся от смеха из уголков ее глаз, вставила она. – Он запросто так может любого заделать.
– Но позже экспертиза
– У него, может, и неприязненные, а у меня… ненависть. Лютая!
– Особо проверяются лица, вернувшиеся из мест лишения свободы. – Шурик намеренно говорил сухим юридическим языком, чтобы она не сомневалась, с кем имеет дело. – Ко всему прочему есть свидетели, видевшие, как вы ночью неоднократно стояли у ограды дома Кирилла Андреевича, даже пытались пробраться к нему в дом…
– Вспомнила! – азартно хлопнула себя ладонью по колену Зоя.
Если говорить о ее темпераменте, то, насколько был осведомлен Шурик, она по всем признакам была холериком с перепадами в меланхолию, а такие люди весьма непредсказуемы.
– Простите, что вы вспомнили? – озадачился Шурик.
– Голос вспомнила, – прищелкнула пальцами Зоя. – Еще когда ты спрашивал у меня дорогу на станцию, я подумала: где-то я слышала этот голосок недорезанного петушка! Тембр у тебя не сформировавшийся, не мужской. Значит, это ты на меня напал, когда я пробиралась в дом?
Пожалуй, она покрепче его будет и наглее, что неудивительно. Тот, кто провел несколько лет в колонии, если окончательно не ломается, приобретает эдакий кураж, вольность в поведении и качества хищного зверька, всегда готового к обороне. Иногда печать зэка проскальзывала и в ее интонациях. Подобную речь папа Шурика называл жлобской.
– Вон, у тебя и синяк до сих пор на скуле, – разглядела Зойка и вновь захохотала. – Как я тебя, а?
– Поэтому меня и послали к вам, – нашелся Шурик. – Я живу рядом с Кириллом Андреевичем, мой отец – прокурор.
Про папу он ввернул, может, и глупо, но сделал это для собственной безопасности, а то от нее всего ждать можно. Зойка вдруг ни с того ни с сего запела:
– А я сын прокуро-ора… на скамье подсуди-имых… И что тебе надо, сынок? Из нашего базара ты должен понять, что я не метала никаких лезвий, следовательно, младшую жену Кирюши не я уложила. И ваще, докажи, что я там была!
– Извините, это вы обязаны предоставить алиби.
– А если у меня его нет? – не испугалась она.
– Вы попадаете в разряд подозреваемых. Вам, должно быть, известно, чем это вам грозит.
Зоя
– Угощайся.
– Спасибо, я не курю.
– Ух, ты какой! – Кажется, она его похвалила?
Некоторое время Зойка курила, нахмурив брови и глядя прямо перед собой, а Шурик получил возможность передохнуть и быстренько проанализировать этот диалог. Нормально все получилось, несмотря на некоторые проколы с его стороны и неумение вести допрос.
– Если бы я там была, запустила бы лезвие в Кирюшу, – созналась она, ничуть не боясь, что ее слова он впоследствии обернет против нее же.
– А вы умеете метать лезвия?
– Учти на будущее, сынок. В подобных обстоятельствах не задавай идиотских вопросов, потому что правду тебе никто не скажет. Но так и быть, тебе я признаюсь: я не умею метать ни лезвия, ни бисер перед свиньями.
– Зачем же вы тайком пробирались в дом Кирилла Андреевича? – усмехнулся Шурик, давая ей понять: меня не проведешь, ты все равно попалась. – Не поздороваться же с ним хотели.
Зоя посмотрела на него, взгляд на этот раз у нее был тяжелый. Шурик просто физически почувствовал, как невидимая тяжесть вдавливает его в сиденье, и ему стало не по себе.
– Зачем спрашиваешь? – произнесла она тягуче, словно пьяная. Внезапно встрепенулась, бросила окурок в окно. – Разворачивайся, ко мне поедем.
Шурик доехал до ее дома, она открыла дверцу, намереваясь выйти.
– Куда? – вскинулся он.
– Не бойся, не сбегу, бежать мне некуда. Я только переоденусь, а ты подожди. В залог сумку оставляю, а в ней… – Зоя достала кошелек. – Вот. Деньги. Надеюсь, ты не вор?
– Как вы могли подумать!
– Хм! Да кто вас знает, все вы хороши, папенькины сынки. Для меня это большие деньги, поэтому рискую я, а не ты. Жди.
Она пробыла в доме недолго. Вышла в штанах, рубашке и кепке, которые он уже не однажды видел на ней, залезла в машину:
– Поехали, мальчик Шурик.
– Куда?
– В город. К Кирюше. Ты же знаешь, где он живет, раз ты его сосед?
Проверяет его, что ли? По всем показателям и так понятно, что Шурик ей не лгал, с прокуратурой он связан, зачетку она вскользь, но посмотрела. Он ничего не сказал ей, помчался к городу, гадая, что она ему приготовила. По дороге Зойка во весь голос пела блатную жалостливую песню про сына прокурора, который очутился на скамье подсудимых, а папа ему срок впаял. Жуть, а не песенка! Шурик так и не понял, что именно эта женщина собой представляет, лишь ощущал ее наигранную браваду и не видел в ней никакого страха.