Фрейлина
Шрифт:
Елизавета вовсе не была жестокой правительницей. Она даже иногда посылала кого-нибудь за Гвинет, хотя делала это тайно. Чем больше проходило времени, тем меньше она проявляла склонность говорить о Марии Стюарт и ее муже, однако Гвинет чувствовала, что Елизавета не желает ей зла.
А потом наступил день, когда Гвинет, гуляя по дворам Тауэра вместе с Энни, столкнулась с другой гостьей поневоле — Маргаритой Дуглас, графиней Леннокс, матерью лорда Дарнли.
Она не была знакома с графиней и даже не знала, что та вернулась в Англию, пока не услышала разговоры о том, что графиня
Маргарита Дуглас и сама была родственницей королей Англии. Ее матерью была Маргарита Тюдор, бабка королевы Марии, а отцом — второй муж Маргариты Тюдор, шотландский граф. Как внучка Генриха VII, она сама занимала место в числе наследников престола.
В эти дни графиня, разумеется, была невероятно зла на свою «кузину» Елизавету, которая так плохо с ней обошлась. Она была худощавая, подвижная и даже в своем возрасте вполне привлекательная. Ее лицо и поза выражали силу.
Леди Маргарита большими шагами подошла к Гвинет. На ее лице читался гнев.
До сих пор они ни разу не встречались, но Гвинет мгновенно поняла, кто эта дама, и уже хотела вежливо с ней поздороваться, но та не дала ей такой возможности.
Леди Маргарита Дуглас подняла палец и указала им на нее.
— Ты! Говорят, что королева пишет тебе больше писем, чем кому-либо еще. Но это не может быть правдой. В моих жилах течет королевская кровь, а ты — ты шлюха этого гнусного человека, который отверг свою законную королеву и переметнулся к таким, как этот Джеймс Стюарт, неблагодарный ублюдок короля, который был сыном моего сводного брата. Мерзкая маленькая ведьма! Ты, должно быть, околдовала королеву. Но поверь мне, ты будешь гнить в аду так же, как он сейчас гниет в Эдинбургском замке. Его объявят предателем, и он умрет смертью предателя!
Сопровождавшая графиню горничная быстро положила руку на плечо своей госпожи, а Энни выступила вперед, словно бульдог, и загородила собой Гвинет, как будто ожидала, что графиня попытается ударить ее. Один из охранников замка тоже подбежал к ним.
Графиня явно не совсем потеряла рассудок, хотя и позволила себе многое из-за своего происхождения. Она лишь плюнула на землю перед Гвинет и ушла.
Энни повернулась к своей госпоже и ахнула:
— Миледи!
Гвинет и сама знала, что побледнела. Никто не говорил ей, что Рован сидит в тюрьме в Эдинбурге и что его обвиняют в измене.
— Со мной все в порядке, — пробормотала Гвинет и пристально взглянула на свою горничную. — Почему ты мне ничего не сказала? Ты должна была знать. Кто-то в городе должен был знать!
Лицо Энни выдало ее. Энни это знала. И королева Елизавета тоже знала.
— Вам нельзя волноваться, дорогая вы моя, — настойчиво напомнила Энни. — Подумайте о ребенке…
Вдруг ее голос затих, и она внимательно взглянула на Гвинет, а та посмотрела на нее таким же пристальным взглядом и с улыбкой, полной боли и иронии, произнесла:
— Ребенок? Ребенок вот-вот родится.
Гвинет была искренне рада родовым болям: они мешали ей сильно тревожиться о том, что будет с отцом ее ребенка.
Измена!
Это
А потом ее ребенок появился на свет. Он бодро завопил, и Энни объявила своей госпоже, что та родила прекрасного здорового сына. Гвинет с почти священным трепетом прижала своего малыша к груди и в этот момент забыла даже о его отце.
Мальчик появился на свет с густыми волосами, и глаза у него были синие-синие. Это был чудесный мальчик, само совершенство. Он был… ее.
Ее и Рована.
Она заставила себя прогнать страх и лежала, изумленно любуясь на то, как ее малыш приветствует жизнь. Она обожала его, когда он кричал, когда сосал ее грудь. Гвинет не позволяла Энни унести ребенка, пока повивальная бабка не потребовала, чтобы молодая мать отдохнула. Но и потом она смогла уснуть, только когда ей дали выпить глоток крепкого бренди.
Проснувшись, она вскрикнула, и Энни проследила, чтобы ребенка сразу же принесли к матери. Гвинет ласково потрепала его пальчики, взглянула в припухлые маленькие глазки, которые, кажется, также серьезно смотрели на нее. Она крепко прижала малыша к себе, умиротворенно почувствовав себя с ним одним целым.
Только позже в ее душу с новой силой вернулась тревога.
А вдруг отец ее сына лишится головы или будет повешен? Могло быть и хуже. В Шотландии изменников иногда четвертовали, а это была ужасная смерть.
Гвинет громко закричала, и Энни заставила ее замолчать суровым предупреждением:
— Так вы доведете малыша до болезни. Вы не сможете сами кормить его грудью, если испортите свое молоко. А от большого огорчения оно, к сожалению, портится.
Гвинет не знала, возможно ли такое, но не рискнула оставить предупреждение без внимания. Поэтому она, чтобы успокоиться, стала настойчиво уверять себя, что Рована не могут казнить. Никто не поверит, что Рован — изменник.
Но в глубине души она все же знала: поверить могут. Сколько людей умерли возле того самого места, где она родила своего сына? Перед этими самыми стенами стояла виселица — «Тайбернское дерево». На ней умерли тысячи людей, несомненно не виновных в том, в чем их обвинили.
Так было здесь, в Англии. Но ее любимая Шотландия могла быть такой же жестокой. Законы страны справедливы ровно настолько, насколько справедливы те, кто ими правит. А Мария — нынешняя Мария — уже не та беспристрастная королева, которой была раньше.
Томас пришел посмотреть на малыша. Он нежно держал мальчика на руках и так же, как Энни, старался успокоить молодую мать.
— Королева Шотландии не осмелится причинить вред лорду Ровану. Она все время откладывает суд над ним, потому что знает: слишком много дворян перейдут на сторону ее брата, если она поднимет руку на человека, которого всегда знали как честного и который всегда делал лишь одно — сражался за Шотландию. Вы увидите, миледи, с отцом мальчика все будет хорошо.