Фронт без линии фронта
Шрифт:
Рихарда, его
книги. Книг было много, только немецкие издания заняли целый шкаф.
Зорге не знал, что никогда не увидит своей новой московской квартиры.
"Очень часто я стараюсь представить ее себе, -- писал он из своего
далека, -- но у меня это плохо получается".
Он мечтал о доме и по-прежнему ободрял жену надеждой на скорую встречу.
К маленькой посылке, переданной Екатерине Александровне однажды, была
приложена записка от людей, которые привезли
встретиться: "Товарищ Катя!.. Автоматический карандаш сохраните для мужа".
На заводе Катю любили. В ту пору к ней в бригаду привели девчонку,
сироту, совсем юную, приехавшую из глухой вятской деревни. Екатерине
Александровне понравилось, что робкая, не умеющая ни читать, ни писать
Марфуша однако же не усидела в няньках и уговорила свою хозяйку-художницу
отвести ее в цех.
Катя сама взялась за новенькую. Обучила ее работать на сложных
аппаратах и поселила у себя, на Софийской набережной.
В первое же утро Марфуша хотела подмести пол. Екатерина Александровна
не позволила, прибрала в комнате сама и впредь запретила: "Садись-ка, милая,
за тетради..." Учительница она была строгая, и Марфуша от букв довольно
быстро перешла к слогам. А когда ученица овладела четырьмя правилами
арифметики, Катя но радостях сделала ей подарок: в доме был большой
полосатый плюшевый тигр, заграничная безделица. Марфуше игрушка нравилась.
Однажды, проснувшись, она обнаружила тигра у себя под одеялом, ленточкой к
нему был привязан отрез на платье и конфеты. Катя радовалась не меньше
Марфуши.
Вечерами они ходили в кино на Пятницкой. На обратном пути Екатерина
Александровна заставляла Марфушу пересказывать картину и объясняла
непонятные места. По воскресеньям ездили купаться в Серебряный бор...
Видимо, рядом с наивной, румяной девчонкой Екатерина Александровна сама
чувствовала себя моложе, счастливее. Она от души хохотала, когда, опустив в
металлический ящик монету и услышав ответ автоматического "точного времени",
вежливая Марфуша непременно отвечала: "Спасибо". В один из первых своих дней
на Софийской набережной девушка увидела в окно Кремль и замерла: "Такой
большой! И в год, чай, не обойдешь..." Катя решительно взяла с вешалки
пальто: "Идем!" И они несколько раз обошли вокруг знаменитой стены.
Родные Екатерины Александровны жили в Петрозаводске, и она, выросшая в
большой и дружной семье, где было два брата и три сестры, очень скучала по
ним. Один из братьев погиб во время финской войны, и Екатерина Александровна
тяжело переживала утрату. Марфуша, как могла, ее утешала.
Ночами Катя читала, а утром они, опаздывая
к трамваю, иногда хватали такси. В машине Екатерина Александровна заставляла
Марфушу есть печенье или бутерброд и... поедом ела себя, говоря, что не
станет больше так поздно читать. Но вечером брала книгу и вновь читала до
утра...
– - Она сделала меня человеком, -- говорила нам впоследствии Марфуша.
Марфа Ивановна Лежнина-Соколова. -- И специальность помогла приобрести и к
книгам пристрастила на всю жизнь. Всю душу мне отдавала...
Рихарда Зорге Марфа Ивановна не знала. Но помнит, как несколько раз его
ждали. Однажды в доме накануне Первого мая гостила Катина сестра Муся, и они
с Марфушей даже ушли ночевать к подруге: Екатерина Александровна была
почему-то уверена, что на праздники прилетит муж...
Он не приехал, не приезжал больше.
– - Нам не довелось лично познакомиться с мужем старшей сестры, --
вспоминает Мария Александровна Максимова, работающая в Госплане Карельской
АССР,-- но мне всегда казалось, что мы хорошо его знаем. Катя говорила, что
он -- ученый, специалист по Востоку. Она считала мужа настоящим человеком,
выдающимся революционером. Мы знали и о том, что он находится на трудной и
опасной работе. Между прочим, однажды Рихард рассказал ей о неприятных
минутах: проснувшись как-то в гостинице в чужом городе, он вдруг забыл, на
каком языке должен говорить. Тут же, конечно, вспомнил, но осталась досада
на себя: нервы сдают. Вообще-то, по словам сестры, он был очень спокойным,
собранным, уравновешенным человеком. Перед отъездом Катя зашивала ему под
подкладку большую пачку денег. "Вот какие большие деньги тебе
доверяют",--заметила она. "Мне доверяют гораздо больше, чем деньги", --
улыбнувшись, не без гордости сказал Рихард. Катя никогда не сетовала на
одиночество и ни на что не жаловалась.
Сестры бережно хранят оставшиеся им от Екатерины Александровны вещи,
фотографии. Особенно мы благодарны им за любезно предоставленные два
портрета Рихарда Зорге, один -- подаренный Катюше перед отъездом, второй --
присланный из Токио, тот самый, где он выглядит "не очень старым и усталым,
скорее задумчивым"... Есть и фотография маленького дворика и комнаты с
японскими гравюрами и книжными полками, также присланные из-за рубежа.
Думается, это токийская квартира Зорге на Нагасаки-мати, 30.
Что еще сказать о Катюше? Жил человек и, казалось бы, не оставил по
себе громкой памяти. Но вот, оказывается, есть Марфуша, считающая себя