Фронт до самого неба
Шрифт:
Круто развернувшись, берем курс на Таманский полуостров. По пути на аэродроме Керчь-2 обнаруживаем до полусотни вражеских самолетов, в Таманском порту - десятки десантных катеров, барж, сейнеров. По дороге на Выщестеблиевскую - сотни автомашин, танков, орудий...
– Командир, "худой" со стороны солнца!
– докладывает Панов.
Наша девятка быстро перестроилась для боя. Когда фашист приблизился на пятьсот метров, к нему густым пучком протянулись огненные трассы. Словно огромный барабан, загрохотал пулемет Панова. Не долетев двухсот метров, "мессер" отвернул, зашел в атаку
Остальной путь прошел спокойно.
На аэродроме, доложив о выполнении задания, всей гурьбой отправились в столовую. Появился комиссар полка Свиногеев:
– Только что проявили пленку. В результате вашего удара потоплено три тральщика, четыре десантных катера, три сейнера, две десантные баржи, уничтожено двадцать автомашин. От души поздравляю! Так держать!
Столовая ответила радостным гулом.
– За это не грех и выпить! За победу!
– провозгласил тост комиссар.
Дружно звякнули алюминиевые кружки.
День ознаменовался еще одним событием - баней. Только фронтовик может знать, чем она являлась в то время. Набитая до отказа полуторка, возглавляемая командиром полка, с песнями въехала на окраину поселка Дранды. Тут уже все было готово.
– Эх! Еще бы по кружечке пива!
– мечтал кто-то, натягивая чистое белье в предбаннике.
– Немного придется потерпеть. Выпьешь баварского под Берлином.
– Только сначала Берлин надо взять!
– Ну, за этим дело не станет!
На ночь полеты отменили, и мы получили долгожданный отдых.
Бомбы под эшелоном
Серее утро 18 сентября. Мелкий дождь. Семь самолетов с подвешенными бомбами заступили на боевое дежурство. Готовность к вылету - двадцать минут. Никитин снова слег, штурманом ко мне назначили старшего сержанта Сергея Одинокова, до этого он летал с Артюковым. Белобрысый, с добрым взглядом серых, чуть не девичьих глаз. В эскадрилье его любили за мягкость, дружелюбность характера. Однако боец отважный и мужественный. Окончил Чкаловское авиационное училище, служил в авиации Краснознаменного Балтийского флота. Более четырех десятков успешных боевых вылетов.
Как всегда, к стоянке дежурных самолетов первым подошел майор Пересада с разведсводкой в руках. Зачитав ее, перешел к боевому заданию.
– В порту Балаклава воздушной разведкой обнаружено до десяти кораблей и транспортов противника. Двум звеньям нашего полка совместно со звеном пятого гвардейского приказано нанести по ним бомбовый удар. Гаврилов ведущий девятки. Вылет по готовности.
Старший группы установил порядок взлета, строй на маршруте, очередность бомбометания.
– До Гудауты летим вдоль побережья на высоте пятьсот метров, затем вне видимости берега. На цель заходим со стороны моря. Бомбометание - с первого захода, прицельно, звеньями с высоты две пятьсот - три тысячи метров. Ведущее звено наносит удар по целям в глубине бухты, правое - в центре, левое - в начале.
Через полтора часа полета оплошная облачность скрыла впереди идущие машины. Группа снизилась, полетела под нижним краем облаков. В кабине стало холодно и сыро.
– Как
– спрашиваю штурмана.
– Неуютно, командир, ни одного ориентира. Как бы не проскочить цель...
Снизились до восьмисот. Показался скалистый берег Крыма с мысами Айя и Феолент. Как ни старались подойти скрытно, нас встретил смерч огня. Вскоре открылась бухта и стоящие в ней корабли. Ведущее звено начало бомбометание. Огонь врага стал еще плотнее, трассы то и дело скользили по плоскостям. Легкий толчок - сброшены бомбы. Выхожу из района цели, я вдруг слышу виноватый голос Одинокова:
– Товарищ командир, не все бомбы оторвались, пять висят в люках!
Что делать? Впереди уже видна Сапун-гора. Ведущее звено ложится на курс отхода. Круто разворачиваюсь, снова иду на порт. Над бухтой стелятся космы черного дыма, горят суда, склад горючего на берегу...
– Командир, - докладывает Лубинец, - за нами на повторный заходит звено Казанчука!
Видно, и у них с первого раза не получилось. Компанией веселей идти навстречу завесе огня. Пулеметная очередь прошила плоскость, обшивка вспучилась, самолет резко кинуло влево. Штурман доложил, что бомбы сброшены.
"Не по цели..." - мелькнуло в голове. Маневрирую, чтобы сбить немецких зенитчиков, на максимальной скорости вырываюсь из зоны огня, ухожу в сторону моря.
– Как отбомбились второй раз?
– Трудно сказать, командир, - отвечают Лубинец и Панов.
– Над целью сплошной дым, не разобрать...
– Ладно, на земле разберемся!
На душе неприятный осадок. Два раза прорываться через заслон и так неудачно отбомбиться! Причина одна - недостаточная слетанность. Молчим до самого аэродрома.
Возвращения группы с нетерпением ждали. Гаврилов, как всегда спокойный, доложил командиру полка:
– Задание выполнено. Визуально наблюдали прямое попадание в транспорт и десантную баржу. В районе причала лично видел большой взрыв, предполагаю, что склад с боеприпасами.
– Молодцы, если так!
– пожал ему руку Ефремов.
– Григорий Степанович, после проявления пленки составьте списки на награждение отличившихся.
– Есть!
– ответил начальник штаба.
Через час узнали результат. Взорван склад боеприпасов, уничтожено два транспорта, три быстроходные баржи, буксир, пять катеров. Один транспорт горит. Кроме того, разбомбили железнодорожный состав у причала. Бомбы рвались под вагонами.
– Ума не приложу, как вы их могли с такой высоты туда положить? удивлялся майор Пересада.
– Виноват наш экипаж, - догадался я.
– Мы бросали бомбы из-за угла...
Все расхохотались. Мы с Одиноковым рассказали, как на втором заходе, имея левый крен на развороте, сбросили добавку.
– Не было бы счастья, да несчастье помогло!
– рассмеялся Григорий Степанович.
– Побольше бы таких промахов!
В эту ночь я долго не мог уснуть. То ли от холода, то ли от беспокойных мыслей. Вокруг слышалось мирное посапывание, ребята спали, поджав под себя ноги. "Как перочинные ножи", по выражению одного из остряков. В углу класса вполголоса переговаривались Гаврилов и Казанчук, вспоминая перипетии сегодняшнего вылета.