Фронтир
Шрифт:
— Что ты вообще по этому поводу думаешь?
Борис, усевшийся сразу за панель терминала, в ответ только поднял глаза. Ничего не говоря, он пожал плечами и вернулся к виртпанели, пытаясь выудить оттуда хоть что-нибудь определённое.
— Если Элементалы молчат, то они молчат тише самого вакуума. Что-то у них там происходит, и наш десантник в это дело замешан. Он как ушёл, так ни разу и не возвращался.
— Одно можно сказать точно…
— Что «точно»? Говори толком.
— Следующая точка промежуточного финиша у нас в полётном плане обозначена чётко. И если мы вдруг не сбились с курса, то это квадрант 48-52
— Сектор ирнов?
Борис кивнул, не меняя позы, запрокинутое лицо смотрело в потолок каюты.
— Да уж, ничего не понимаю… Какие «красные расписания», какая высшая готовность? Наши командиры там с ума посходили? С кем мы тут собрались воевать?
Борис ещё немного посидел, замерев, потом вдруг вскочил и, ухватив с полки раздатчика леденец, сунул его в рот и завалился рядом с напарником, подвинув его с центра раскинувшегося от стены дивана.
— Меня другое интересует… По логам терминала наш сосед перед выходом к нему не обращался. Так откуда он узнал, что мы вообще уже куда-то прибыли?
— Ты тоже считаешь, он имеет отношение к этому бедламу?
— Я ничего не считаю, я просто рассуждаю.
Снова на некоторое время повисла пауза.
— Капитан-то хорош… Элементалы вокруг него так и кружат, вынюхивают, а информации на него — ноль. Ой, хорош пассажир… покажет он ещё нам всем, как считаешь?
— Апро, покажет.
Джим тоже сходил за карамелью, и теперь оба сосредоточенно и самозабвенно чавкали, продолжая морщить лбы. Разговоров больше не было.
Когда шлюз их каюты распахнулся, впуская в полумрак сноп света снаружи, оба дружно вскочили, не зная, куда девать липкие палочки. Положение нелепейшее.
— Так, вы двое, собирайтесь, только живо.
— Форма… парадная? — Джим первый взял себя в руки, швырнул леденец в утилизатор и вытянулся в струнку.
В проёме шлюза была хорошо видна фигура Ковальского, в обычном его плаще, во всё том же непонятном кителе без знаков различия, он вроде бы оставался прежним молчуном, но… Словно он неуловимо изменился с их последней встречи. Теперь перед ними будто замер в напряжённой позе вынутый из ножен отточенный клинок, почти что звеневший в застывшем воздухе, под его взглядом лишние мысли гасли, оставалась лишь готовность подчиниться и выполнить приказ.
— Сойдёте и так. Со штурмовыми «защитниками» дело иметь приходилось?
Апро, дело иметь — приходилось.
Успев лишь отдать на бегу честь, оба страд-драйвера уже мчались в сторону ангара-хранилища их лётного полка. Где же эта проклятая транспортная лента… Парой слов они сумели перекинуться только уже в «гардеробной».
— Каково, а? Я говорил.
— Уж лучше бы ты молчал.
Во время долгой эпопеи погрузки, и раньше, ещё в доках, при монтаже периферийного оборудования, огромное помещение Третьего Шлюза постоянно оставалось погружено в море звуков, разрядов, движения и пульсаций инерции. По силовым направляющим скользили грузы в ребристых контейнерах, мелькали стройные тени роботов-погрузчиков, вся конструкция видоизменялась, плыла, подчиняясь очередному приказу операторов. В этом было её предназначение, и любой узел, что попадал человеку в поле зрения, был счастлив услужить.
Где это всё? Куда исчезла царившая здесь добрую сотню лет
Лёгкое содрогание, характерное для шлюзования, всё же пробудило некоторые из дремавших во тьме цепей. Загудели скрытые в толще брони «Изабеллы Гриер» климатизационные установки.
Шлюз был грузопассажирским, потому предполагал пригодные для живых существ условия. Ожили силовые генераторы, выстраивая новую схему обороны от опасностей внешнего космоса. Из-под сводов ударили три ярко-синих столба света, вырывая из мрака фигуры покусившихся на спокойствие законсервированного помещения. Если бы автомат не был извещён заранее, он бы ни за что не узнал в них людей. Он привык видеть их другими: в ярко-оранжевых монтажных каргосьютах с лёгким экзоскелетом, с прозрачными полушариями шлемов. Они всегда двигались быстрыми, деловитыми движениями. И главное — отдавали приказы.
Три насекомообразные фигуры в тяжёлых штурмовых «защитниках» Планетарного Корпуса, средняя — повыше ростом и зачем-то обёрнута в плотную чёрную ткань плаща поверх торчащих во все стороны угрожающих наростов. Они замерли, раскатисто проскрежетав опорными манипуляторами по рубчатому полу главной залы Шлюза всего пару метров. Подобно сжатым спиралям тугих пружин, они чего-то ждали.
Долго длилось ожидание, но в конце концов ворота третьего приёмного портала разошлись, впуская ещё одну тройку фигур, требовавших для своего описания уменьшительных форм. Три золотистых головки на тоненьких шеях, короткие платьица, детские тела ростовых кукол и безумно взрослые, настойчивые, страшные глаза. Ирны.
Голос подала та из них, что оказалась в центре группы.
— Мы ценим честь, которую оказывает нам Капитан Ковальский, возглавляя нашу встречу. Мы восхищены твоим кораблём. Твоя сила велика, мы ценим и её. Асара-н-дай, Сержант.
Нечеловеческая фигура в плаще едва заметно шевельнулась, раздался глухой, словно синтезированный голос.
— Уважительное приветствие, желанный гость. Я надеюсь сделать прощание таким же добрым, пришелец-хозяин. Исо-ни басинн хкосорлит ми-на-тасф. Да не проснётся та сила, которую ты так лестно хвалил.
— Мы разговариваем!
— Мы пока не разговариваем, ибо ты знаешь ответы, не задавая вопросов. Ты назвала имя, которое тебе знать не положено.
Повисла долгая пауза. Караул продолжал неподвижно стоять по бокам у двоих словесных поединщиков, ведущих какую-то свою игру, излучая в своей неподвижности максимально возможную угрозу. Как это удавалось ирнам, с их комплекцией и безумным одеянием кукол-биотехов, можно было только гадать. Что-то сверкало на дне этих глаз. Однако, когда первые ритуальные фразы были произнесены, спутники ирна-командира как по команде уселись прямо на ребристую палубу Шлюза, враз потеряв всякий интерес к происходящему. Десантники чуть замешкались, но потом тоже поместили свои боевые скафандры в положение «вольно». Стоять остались двое.