Фронтовичка
Шрифт:
Мария. Откуда столько грязи — вроде и дождя не было, вроде и разуваться заставляю, откуда грязи столько?
Ленка. Натаскали…
Мария. Оставь. Иди лучше подоконники протри!
Ленка протирает подоконники, Мария Петровна драит пол. Ленка замирает: на подоконнике лежит кирпичик хлеба.
Ленка. Мария Петровна, а куда
Мария. Кого?
Ленка. Ваш хлеб…
Мария. Да пусть там…
Ленка. Пусть… (Смотрит на хлеб.)
Мария. Ты отломи себе хлебца, отломи!
Ленка. Да мне и не хочется…
Мария. Отломи, пожуем вместе! Жуй, уплетай.
Ломают, едят.
Ленка. Мы с вами подъели как его… Совсем крошечный остался…
Мария. Будет день, будет и пища!.. Доедай.
Входит Марк Анатольевич.
Марк Анатольевич. Быстро-быстро! Педсовет!
Мария. У нас уборка, Марк Анатольевич — видите?
Марк Анатольевич. Ваше присутствие необходимо, я имею кое-какие претензии!
Мария. Я тоже имею претензии! Весь учебный год занимаемся без аккомпаниаторши! Сколько раз обещали нам аккомпаниаторшу из области выписать! Даже на захудалое пианино не расщедрились!
Марк Анатольевич. Будет, будет вам и аккомпаниаторша, и захудалое пианино! Быстрее на педсовет! (Исчезает за дверью.)
Мария. Какой педсовет? Зачем педсовет? Лен, длинные у меня волосы выросли? (Пытается собрать пряди на затылке.)
Ленка. Не очень…
Мария. Жалко.
Ленка. Еще вырастут вот такие, Мария Петровна! (Показывает.) У вас такие были, пока в танке не сгорели, да же? Вот досюда?
Мария. Точно-точно! Нет… Чуть-чуть короче. Вот такие. И кудрявые.
Ленка. А цветом?
Мария. Огненно-рыжие, почти как знамя…
Ленка. Когда горели?
Мария. Дура!
На весь коридор слышится крик Галины Сергеевны. Хрипло откашлявшись, она появляется: еще более полная, румяная, а из прически торчат две атласные розы.
Галина. Где платье!!! Платье где?
Мария. Дома, в шкафу, поглаженное, как померила — ни разу не надевала!
Галина. Вот
Мария. Как пришел?
Галина. Чё, я Матвея не узнаю? У Васильевны истерика! Беги скорее, там весь педсовет собрался! Жалко, платье дома!
Мария. Какое платье… Подожди… (Забирается с ногами на подоконник. Мнет папиросу, крошит ее.) А рука? У него же одна рука! Какой нет — левой, или правой?
Галина. Какой левой, какой правой! Сдурела? Целехонький! Беги! Беги!
Мария (ищет в кармане письмо). Как? Вот же — написал, что руку осколком задело — сохранить не удалось, — посмотри… Это не Матвей вернулся? Не Матвей?
Галина. Ну ты и балда! Балда счастливая! Чё побледнела? Пошли, доведу тебя, держись! Это он, Матька!..
Ленка. Что случилось?
Мария. Ничего не случилось. Жених с войны вернулся.
Ленка. Жених? Ничего себе! Марии Петровны жених вернулся? Где он?
Ленка бежит вниз по лестнице, за ней Галина, последней плетется Мария. В руке она по-прежнему держит солдатское письмо. Внизу на вахте Матвей в военной форме с медалями, три старушки-учительницы, Марк Анатольевич и Нина Васильевна в слезах.
Галина. Матвей! Матвей!
Нина Васильевна. Несите стаканы! Марк Анатольевич! Галина!
Галина. Здесь я!
Нина Васильевна. Надо отметить! Вот как бывает! Надо отметить, Марк Анатольевич!
Матвей. Зачем стаканы? Деньги есть! Могу всех позвать в чайную! Мария Петровна! Пойдем в чайную!
Мария. Матенька, Матенька… В какую чайную, Матенька, родной… Худенький, миленький… В какую чайную…
Мария обнимает Матвея, вместе они как-то странно кружатся на месте, словно Матвей пытается высвободиться из объятий, а она не пускает его. Мария Петровна видит огромный чемодан, на котором сидит незнакомая девчонка лет семнадцати. Девчонка с тоненькими светлыми косичками, злым кошачьим личиком — то вздыхает, то фыркает.
Матвей (девчонке). Шура, может, в чайную?
Александра. Марию Петровну зови, всех-то зачем?
Галина (Марии). А кто эта Шура? Знаешь ее?
Мария. Впервые вижу.
Матвей (суетится, мнет деньги). Мама! Маша! Пойдемте в чайную? Пойдемте? Я угощаю…
Нина Васильевна. Да что же это? Как это, сынок, я не пойму…