Шрифт:
Глава 1. Постовой
Андрей с трудом нашел работу на кирпичном заводе. Работа садчика тяжелая, надо закатывать тяжелые вагонетки с кирпичом-сырцом в раскаленные печи обжига. Он обливался потом, мышцы после работы ныли, в цеху сквозняки. Но и этой работе он был рад. После войны мужчин вернулось в родные края много, целая армия. Кто-то на радостях, что война окончилась, пить начал, отмечая возвращение, другие устроились в артели и на заводики. Была небольшая часть, подавшаяся в криминал: торговали крадеными
Брали в армию и из лагерей, только желающих воевать из уголовников было немного. Осужденные по политическим статьям – той же 58-й, на фронт рвались, но их не пускали. Как же! Враги народа: вдруг к немцам перебегут или того хуже – оружие против своих повернут. А уголовники – свои, из пролетариев, только оступившиеся. Вот и получалось, что лучшие на фронте воевали или сидели в лагерях, а уголовники всех мастей, воры, убийцы, грабители и насильники отсиживались в глубоком тылу, на казенных харчах. Да еще и в лагерях над политическими измывались.
Таких подробностей Андрей не знал. В армию его забрали в 42-м, самом тяжелом для страны году. Служил в пехоте, потом попал в полковую разведку. Как выжил в этой кровавой мясорубке, и сам до сих пор удивлялся. Ранен был неоднократно, но каждый раз легко, и потому искренне считал, что ему повезло. Потом, когда уже отгремели победные залпы салюта и их полк перевелся на Дальний Восток, он успел повоевать с японцами. Армия у них была многочисленная, в упорстве солдаты не уступали немцам, многие были просто фанатиками.
Только в 45-м году у наших был уже большой боевой опыт, да и в количестве и качестве боевой техники мы японцев превосходили. А их танки – те же «Ха-го» – так и застряли на довоенном уровне. У солдат винтовки, автоматов не было – как и ротных минометов.
В общем, разгромили японцев.
Демобилизовали его только в 1946 году. Страна ждала рабочие руки – ведь в тылу работали женщины, подростки да старики.
Мужики вернулись в форме, большая часть из них – при орденах и медалях. Но кроме как воевать, они больше ничего не умели, и гражданских специальностей у многих не было. Да и откуда им взяться, если на фронт после школы попали? И сотни тысяч заслуженных опытных танкистов, летчиков и артиллеристов враз оказались не у дел – переход оказался слишком резким и неожиданным.
Кому образование позволяло, уселись за парты в институтах и техникумах. И вроде зазорно было сидеть рядом с зеленой молодежью, но понимали – надо! Другие, кто школьные науки за годы войны забыл или учиться не желал, стали работу искать.
И тут выяснилось, что соискателей много. Потому даже тяжелой неквалифицированной работе Андрей был рад. Зарплата, продовольственные карточки – еще бы с жильем решить.
Родители Андрея в войну под бомбежку попали и погибли – тетка ему об этом на фронт отписала. Он, конечно, погоревал – да что ж сделаешь? Не у него одного беда, у многих. С немцами только злее воевать стал. Последние два года в разведке служил, а там порядок жесткий: доставь «языка» живым, чтобы допросить можно было. Если была возможность захватить нескольких, скажем – в тыловом блиндаже, в живых он оставлял только одного. Мстил таким образом за родителей, своих и чужих – пусть в их проклятую Германию тоже похоронки придут. Россия – не Франция или Австрия, где немцев встречали с цветами.
Андрей был комсомольцем и на собрания ходил, как и все. Вот только в партию вступить не успел. Сталина до войны почти боготворил, как и многие его сверстники. А как на фронте побывал да повидал с армией Польшу, Германию и Чехию, узнал, как мир живет, – переменилось что-то в его сознании.
На фронте солдаты языки при себе держали: скажешь лишнее – попадешь к особисту. А потом и в штрафбат угодить можно.
Встречался Андрей со штрафниками. Нормальные парни и воевали неплохо. И хотя уже два года прошло после Победы, он до сих пор просыпался по ночам в холодном поту – снились фронтовые ужасы.
Однако теперь жизнь мирная, хотя и очень тяжелая. С продуктами плоховато, одежда по талонам. На работу он ходил в армейском обмундировании, только без погон. Но не он один так – многие. Однако вероломного врага страна одолела, и теперь жизнь с каждым днем, с каждым годом лучше должна становиться. Оптимистом он еще был, поскольку на гражданке толком и не жил еще. Вся взрослая жизнь – в окопах.
Отработав месяц, Андрей пошел становиться на комсомольский учет в райком.
Усатый секретарь, парень его возраста, повертел в руках комсомольский билет:
– Фронтовик?
– Так точно, недавно вернулся. Германца бил, потом японца.
– Сержант, как я смотрю. И ранения есть? – Это секретарь углядел на гимнастерке нашивки за ранения.
– Точно.
– Хм! И – садчиком на кирпичном заводе?
– Жить на что-то надо, не всем же в райкоме сидеть, – обиделся Андрей.
– Мы тут, между прочим, не сидим, а работаем, где партия поставила. Награды есть?
– «Красная Звезда» и «За боевые заслуги».
– Так, хорошо… Посиди пока.
Секретарь вышел, а Андрей корил себя – почему не сдержался?
Через четверть часа секретарь заглянул в дверь:
– Идем со мной.
Андрей молча поднялся и пошел за секретарем.
Оба вошли в кабинет, находящийся этажом выше. Андрей успел прочитать на двери табличку: «Райком партии. Секретарь». Зачем его сюда?
Из-за стола навстречу им поднялся средних лет мужчина в полувоенном френче, какие носили чиновники всех мастей, беря с вождя пример.
– Здравствуй, Фролов!