Фронтовой дневник эсэсовца. «Мертвая голова» в бою
Шрифт:
Машины у нас отобрали. Остался только мотоцикл у меня. Мы должны были снова действовать в качестве тылового прикрытия. Машину для раненых пришлось «организовать».
Коротко опишу обстановку: наши танковые части растягивают «котел» на запад, чтобы прорваться к 12-й армии Венка. Наша задача заключалась в прикрытии «котла» с тыла, чтобы предотвратить прорыв противника в его центр, где находились тысячи беженцев и раненых.
Мы отправились пешком к перекрестку дорог. Мы пока были вдалеке от границы «котла». Нас пока прикрывали другие, и мы могли позаботиться о себе. Я приказал разобрать
25 апреля. Вышли к ручью. Грязная и усталая молодежь затеяла купание, думая, что находится в безопасности. Из повозок, брошенных на дороге, удалось добыть целые горы чистого белья. Когда купание было почти закончено, появилось звено Ил-10. Эти глупцы бросились врассыпную. И только мой крик остановил их:
— Всем стоять! Махать и улыбаться!
Они поняли. Замахали, заулыбались и даже засмеялись. Русские самолеты прошли над нами, не сделав ни единого выстрела, и больше не появлялись.
26 апреля. Мы в резерве, но тихие часы заканчиваются. Ночь на 27 апреля тоже прошла спокойно. Последние немецкие транспортные средства проходят мимо нас на запад. Теперь мы — последние. Утром по новой радиостанции приходит приказ: «Отходить!» Мы покинули позицию и сразу же попали под сильный огонь со всех сторон. Казалось, что на нас устроена охота. Но мы быстро привыкли к такому сопровождению. Противника не видно. Вечером получили приказ занять оборону у следующего перекрестка. Ночью мы пошли дальше, к утру дошли до Меркиш-Буххольца и заняли оборону на его окраине. Вечером мы снова пошли на запад.
В ночь на 28 апреля русские попытались нас захватить. Оказалось, что шум, который мы слышали днем, издавали не наши танки, а советские. Мы подожгли несколько из них фаустпатронами, которые потом использовали в качестве «артиллерии». Они сбивали могучие сосны, которые создавали заграждение на дороге. Пехоту отсекли огнем. Начался лесной пожар, мы скрылись в темноте. У нас были убитые и раненые. Мы вызвали машину, и, к удивлению, она тут же пришла. Мы погрузили на нее тяжело раненных. Не успели мы отойти, как по месту, которое мы занимали, ударила русская артиллерия. Стало тихо.
В Хальбе после прорыва наших танковых частей русские вновь замкнули кольцо окружения. Со станции постоянно слышался шум боя. Здесь было «бутылочное горло», через которое под губительным артиллерийским огнем противника прорывались немецкие части. Остаткам моей роты удалось миновать его почти без потерь. В деревне, к которой мы подошли, уже шел бой. Лесной дорогой мы пробирались на Барут. Все шоссе уже были в руках противника.
Под Хюгельвальдом мы попали под минометный обстрел. Были потери. Прямым попаданием был убит радист и разбита радиостанция. Теперь, как и в начале марша, нами никто не командовал. Пришлось снова положиться на мое чутье.
У дороги мы нашли неповрежденный
Если бы кто-то написал на меня донос, за мою собственную жизнь никто не дал бы и пфеннига. Это дошло до меня позже. Но я не герой-человеколюб. Я не мог с остатками моей роты сторожить пленных и обеспечивать боевое охранение. Практичнее было бы приказать прикончить безоружных Иванов «при попытке к бегству», но мне это претило.
29 апреля я записал в дневнике: «После ночного марша прорыв через позиции противника. Небольшие потери. Полигон Кумерсдорф, или Кунерсдорф».
30 апреля: «После четырехчасовых атак взят Хенникендорф. Пара часов отдыха после тяжелого боя. Вечером — прорыв на Белиц».
2 мая: «В четыре часа утра прорвали артиллерийскую позицию русских».
Мы закидали гранатами и вывели из строя тяжелые орудия русских, повернутые в сторону Берлина. Захватили автомобили. Когда мы отходили, я получил пулевое ранение в колено. Мне чертовски повезло: ни кости, ни основные сосуды не были перебиты. Но быстро идти я уже не мог. До прорыва оставалось каких-нибудь 15 километров. Я предоставил остаткам роты свободу действий: «Я идти самостоятельно дальше не могу. Прорывайтесь группами или поодиночке! Мы последние. Там вас ждет армия Венка и американский плен».
Надежды у меня не осталось. С момента предсказания «политического поворота в стане союзников» прошло восемь дней, в течение которых мы были размолоты и сожжены, отброшены почти на сто километров.
Война проиграна. Германия предоставлена своим врагам.
«ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ АККОРД»
«Котел» мне напоминал гигантскую мышеловку, в которой метались, пытаясь вырваться, более десятка тысяч человек. Отходящие колонны накрывал огонь «сталинских органов», тяжелой артиллерии, танковых пушек и пулеметов.
Хубих и его молодой товарищ помогали мне идти по дороге в толпе отступающих, пока по нам не ударил огненный смерч. Я и Хубих остались живы, его молодой товарищ погиб. Мы спрятались в кустах.
Послышался голос из громкоговорителя: «Немецкий товарищ, иди к нам. В советском плену тебя ждет хорошее обращение!»
«Это мы знаем! — подумал я. — Если ты из вермахта и не тяжело раненный — еще поживешь. Если из СС — в лучшем случае — сразу пуля в затылок».
Попробовали идти через болото. Чуть не утонули. Выбрались в сосновый лес, бросили стальные шлемы и наши куртки со знаками СС, накинули на себя плащ-палатки вермахта, которые валялись повсюду. Планшет с картой и блокнотом со списками погибших я повесил на молодое дерево: найдет лесник и передаст в Красный Крест. Солдатскую книжку утопил в болоте.