Фрося. Часть 4
Шрифт:
— Мам, что за заговор они там плетут, что-то пока не въезжаю?
— Сынок, я тоже, давай не будем отвлекаться.
«…Мамулечка, в ближайший месяц Сёмочка оканчивает школу и нам кажется, что вам целесообразно срочно уехать из Советского Союза.
Я вышлю вам вызов, с ним обратитесь в соответствующие инстанции, не думаю, что вам будут чинить препятствия в связи с отъездом и через несколько месяцев вы окажитесь в моих крепких любящих объятиях…»
Сёмка опять не выдержал:
— Мам, она там не понимает, что если я не поступлю в институт,
— Сёмочка, я и без этого не собираюсь бросать всё приобретённое, и ехать на пустое место, рассчитывая только на милости дочери и Ривы, будто явлюсь возмещать плату с них.
«…Мамуль, я представляю, как вы сейчас негодуете, читая эти мои строки, а особенно ты моя дорогая.
Не спешите меня осуждать и полностью отрицать очевидное, но очень прошу вас, отнестись к нашему предложению со всей серьёзностью.
Знайте, что ваш приезд ко мне будет одним из самых значительных, радостных моментов в моей жизни.
Чтобы больше в этом и последующих письмах не возвращаться к этой теме, скажу, что это предложение действует на всю нашу жизнь.
Сёмушка, мне Андрейка написал, что у тебя не получилось стать чемпионом Москвы и я за тебя порядком расстроилась.
Я, как и наша мама совершенно равнодушна к этому мордобою, это её слово, но хочу, чтобы ты всегда выходил победителем из всех твоих жизненных боёв…»
— Ха, она ещё не знает, что я добился реванша над этим задрипанным чемпионом Москвы.
— Семён, так ты оказывается тщеславный хвалько, не ожидала.
— А чего не похвастаться, когда есть чем?!
— Ну-ну, только сделай милость, ни при мне.
Принеси, пожалуйста, водички, что-то горло окончательно пересохло от этого тревожного письма Анечки.
Попью и перейдём ко второму листу, прочитаем, наконец, про её житьё-бытьё.
Глава 55
Пока Сёмка бегал за водой, Фрося глубоко задумалась, а ведь сын категорически не отрицал предложение Анютки о переезде в Израиль, а просто приводил аргументы, о невозможности это осуществить в данное время.
Боже мой, что это будет, когда он станет совершенно взрослым, настолько самостоятельным, что сам сможет принимать решения о выборе места жительства и будущей семье.
Она отмахнула от себя нахлынувшие неприятные, непрошенные мысли.
Попила принесёной сыном воды и продолжила читать письмо от дочери:
«…Мамуль, напишу немного о себе, хотя за период от предыдущего письма мало что в моей жизни изменилось.
Но есть и приятная новость, она состоит в том, что меня пригласили принять участие в очень интересном проекте, связанном, конечно, с медициной.
В ближайшее время в одном известном медицинском центре, собирается монолитная группа молодых специалистов под руководством Майкла мужа Ривы, которая будет участвовать в разработке нового подхода в хирургии по трансплантации органов.
Ты, не думай, что меня
Туда меня рекомендовало руководство клиники, где я работаю и проявила себя, по их словам, с наилучшей стороны.
Проблема для меня заключается в том, что эта группа будет работать не в Иерусалиме, а в медицинском центре, находящемся вблизи Тель-Авива, а это лишнее время, которое нужно будет тратить на дорогу в оба конца.
Кроме того, моя научная работа будет ненормированная по времени и потребует частого моего отсутствия в вечерние часы и тут возникает проблема с Маечкой, ведь после школы некому будет находиться с ней дома.
Миша с радостью готов переехать от Ривы хоть куда, тем более, в Тель-Авив, но сидеть с дочкой категорически отказывается, ссылаясь на большую занятость и не умение ладить с семилетним ребёнком.
Рива готова заботу о Маечке взять на себя, ведь она в последнее время значительно меньше работает.
По секрету тебе сообщаю, что у неё самой появились проблемы с сердцем, но она не велела мне писать тебе об этом, поэтому не надо этот факт упоминать в своих письмах, ведь она их всегда прочитывает по нескольку раз и я не могу ей отказывать в этой малости.
Мамуль, мне стыдно тебе признаваться, но в наших отношениях с Мишей с каждым днём появляется всё больше трещин, между нашими взглядами на многие вопросы зияет огромная пропасть.
Он настаивает на том, чтобы я посвящала большую часть своего свободного времени его политической активности, сопровождала на всякие дурацкие совещания, где люди оторванные от израильской действительности из пустого в порожнее переливают, на мой взгляд, надуманные проблемы.
Новые Мишины знакомые, в том числе и он, отказываются изучать иврит и винят власти во всех тяжких грехах, а сами совершенно не понимают всего происходящего вокруг.
Безусловно, у нас очень не простая страна, но равных для всех возможностей, просто надо, как следует напрячься и добиваться поставленной цели.
Мише тоже нечего роптать на судьбу, её надо подстраивать под себя и явно не таким образом, как это делает он…»
Фрося подняла глаза от письма и поглядела на Сёмку:
— Сынок, а тебе не кажется, что наша Анютка повзрослела и я бы даже больше сказала, помудрела, и теперь видит своего муженька в другом свете, а не через розовые очки, как раньше, живя в Вильнюсе.
— Мам, помянешь моё слово, хлебнёт она ещё с ним горя, очень уж они по-разному смотрят на жизнь, и будущее.
— Сём, примерно эти же слова, я сказала ей ещё двенадцать лет назад, когда впервые встретилась с этим субчиком.
Фрося вновь придвинула листок к глазам.
«…Мамуль, ты представляешь, Миша даже обвиняет меня в том, что он уже два месяца в стране, а толком ещё не работал по специальности.
Здесь в Израиле хороших журналистов пишущих на русском языке и без него хватает, а тем более, скажи на милость, о чём он может писать после такого небольшого срока пребывания в стране.