Фрося. Часть 6
Шрифт:
– Фросик, я не хочу о многом говорить по телефону, но твой сын вряд ли после плена появится в Москве, а дальше сама думай и делай выводы.
– Марик, я уже всё поняла и сделала выводы, но ведь поеду к тебе по гостевому вызову, а, что потом?
– А потом... а потом, мы поедем с тобой в Москву и я, возможно, встречусь с твоим Меченным и если с ним сварим кашу, то рванём с тобой в Сибирь, вот, где поле не паханное. Жаль, что в январе не смог, а точнее, не успел Леона внедрить в российский бизнес, но думаю, когда нащупаем с тобой дорожку к сырьевым источникам, тогда можно будет его опять подключить,
– Марик, я тебе обещала быть глазами, а не мозгами, от твоих размахов у меня дух захватывает. Я же тебе сказала, что на всё с тобой готова, после того, как реально будем вместе, я уже не буду бояться будущего нашей страны, о котором нам прорицал Валера. Кстати, он два месяца назад перенёс обширный инфаркт, слава богу, выбрался, а было страшно за него.
– А, как он сейчас?
– Не знаю, не видела пару недель, но боюсь, если начнёт опять пить, ему амба.
– Фросик, если он будет нуждаться в твоей помощи, не бросай, помоги, он очень хороший мужик и толковый.
– Ты, мне будешь об этом рассказывать, я же с ним рядом все эти пятнадцать лет, пока тебя не было жила, душа в душу. Беда Марик в том, что рядом с ним находится женщина, с которой он вместе пьёт, хотя, если честно, то он и без неё квасил. Должна тебе признаться, что она меня, как, впрочем, и я её, короче, мы на дух не переносим друг друга.
– Ну, сама смотри, я из своего угла на всё это повлиять никак не могу. Фросенька, я теперь буду часто тебе звонить, только скажи, по каким дням ты будешь дома, ведь знаю, что у тебя сейчас дачный сезон.
В голосе Марка слышались весёлые нотки, и Фрося поняла, что на этот раз всё сделает, чтобы своё некогда ускользнувшее счастье не упустить.
– Марик, но ведь эти разговоры и тебе будут стоять много денег...
– Ерунда, я не на столько ещё беден, чтобы на это обращать внимание. Фросик, у меня есть кое-что за душой, а немного с тобой напряжёмся и купим домик на Карибах и будем разводить попугаев.
Фрося подхватила шутливый тон Марка:
– Попугаев, так попугаев, только я не знаю, где эти Карибы находятся.
Оба пожилых уже человека в этот момент были самыми счастливыми людьми на земле, они опять были вместе, хотя бы на данный момент душами.
глава 63
После утреннего порадовавшего душу телефонного разговора с Марком, Фрося распихала по сумкам выстиранное бельё и понеслась на дачу. Ей не терпелось поделиться с Таней своей радостью и планами на будущее. Невестку она застала, сидящей в тени яблони с книгой в руках, которую она, по всей видимости, давно не перелистывала. Таня смотрела с грустью на озарённое лицо свекрови, и, казалось бы, с интересом, внимательно слушала её сбивчивый рассказ, но вдруг перебила:
– Мама Фрося, ты хочешь уехать, а я, ты меня бросаешь?
– Танюха, я ведь сказала, что потом мы вернёмся и постараемся тут закрутить какой-нибудь бизнес, чтобы не сидеть, как нынче и только проедать с непостижимой быстротой, почти не поступающие к нам денежки. Кстати, я только успеваю обменивать доллары на наши рубчики, а они тают, как снег в апреле. За эти полгода
– Мама, я же говорила, что уже пора продавать мою машину, всё равно стоит без дела, куда мне на ней ездить.
– Хорошо, займусь ею в ближайшие дни, когда уеду, тебе и моей хватит.
– А, когда ты, уедешь?
В голосе Тани было столько печали и тревоги, что у Фроси сжалось сердце.
– Танюха, это ведь ещё долгая песня - пока вызов придёт, потом, пока разрешение получу, да, я и не думаю, что уеду надолго, обтяпаем оформление нашего брака и вскорости вернёмся, надо же здесь дела заваривать, самое подходящее время, пока царит такая неразбериха в стране.
– Мама, а я, чем я буду заниматься?
– Что ты, заладила я, да, я...
Фрося с ужасом почувствовала в своей душе нарастающий гнев и злость на невестку, но сдержаться уже не могла.
– Танюха, пора тебе уже, в конце концов, встряхнуться. Ты, думаешь у меня душа не болит за нашего Сёмочку, но слезами и своим угасанием ему не поможешь, а себя быстренько угрохаешь. Встрепенись ты уже, на самом деле, сколько я могу с тобой нянчиться, у меня тоже силы и душа не безразмерные, а у тебя, между прочем, трое деток, которые, я тебе доложу, очень и очень нуждаются в матери и не в такой опустившей крылья, а в парящей, показывающей достойный пример своей энергией и работоспособностью. Я видела, с какой радостью уехала от нас в Крым Анжела, потому что перспектива сидеть на даче с унылой мамой ей совсем не улыбалась.
Таня захлопнула с треском книгу и вскочила на ноги.
– Мама Фрося, сколько можно мне нравоучения читать, хорошо, что ты можешь продолжать жить как будто ничего не случилось, а ещё и радоваться жизни, возобновляя роман со старой любовью, о которой долгие годы даже не вспоминала. А я не могу, ты, слышишь, не могу забыть Сёму ни на минутку. Я не могу жить спокойно и кипеть энергией, когда над ним может быть смерть висит. Ты, хочешь уехать в свою паршивую Америку, так уезжай и, как можно быстрей, освободи меня от своего присутствия и твоих вечных нравоучений, и подачек. Я когда-то жила без тебя, без твоей опеки, без твоих денег и без Сёмы, так нет, ты, появилась - ангел-спаситель, оплела меня своей паутиной так, что моя душа в ней вначале размякла, разнежилась, а теперь словно вата из старой подкладки, лезет со всех сторон из дырявой моей жизни...
Лицо у Тани раскраснелось, волосы растрепались, а в потухших за последние годы глазах, вновь горел прежний зелёный неистовый огонь. Фрося в ответ не проронила ни одного слова в оправдание или не менее категоричного выпада, она смотрела с жалостью на пылающую гневом невестку, понимая её горькую правоту, и её жуткую несправедливость. Ей одновременно хотелось отхлестать Таню по лицу звонкими пощёчинами и крепко прижать к груди и гладить успокоительно по худеньким плечикам.
– Ну, всё сказала, а то продолжай, не часто мне приходится слышать в свой адрес подобную благодарность за содеянное добро. Воистину говорят, что любое добро наказуемо. Пойду на пруд, поплёхаюсь там с детками в водичке, а ты приготовь пока обед, я за эти два дня почти ничего не ела.