Фрунзе
Шрифт:
Во всяком случае, Фрунзе успел скрыться из 57-й бригады и на время затеряться среди сотрудников Земского союза, так как командующий войсками Западного фронта генерал-адъютант Эверт приказал заготовить ордер на его арест «за большевистскую пропаганду в частях». И не исключено, что Михайлов не вырвался бы из сетей охранки, если бы не попал поздней осенью 1916 года в минский госпиталь.
Ему удалили аппендикс. И он пролежал несколько дней в палате. Но стали раздражать ежедневные визиты жандармов. Он счел за благо выписаться досрочно и уехать в Москву к Павлу Батурину.
Оказалось, что и Анна Андреевна Додонова получила месячный отпуск по болезни. И в тесном кругу друзей созрело
«Поздно вечером приехали на хутор, — рассказывала Анна Додонова. — Дома застали маму и монахиню. Матушка моя — человек малограмотный, религиозный и суеверный. Моему приезду она очень обрадовалась, но, увидев со мною молодого человека, растерялась.
После ужина Михаила Васильевича отправили на ночлег в мезонин. Затем мама приступила ко мне с допросом. Пришлось прибегнуть к хитрости… Мама не знала о том, что я и мои сестры участвуем в революционной работе, о том, что нас уже арестовывали. Я сообщила ей, что Михаил Васильевич сын видного врача и сам готовится быть врачом, что он не москвич, недавно перенес тяжелую операцию и ему негде было отдыхать. Родина его далеко — в Средней Азии. Эти сведения благотворно повлияли на маму, которая, будучи больным человеком, преклонялась перед врачами. И все же сомнения еще некоторое время не покидали ее.
Но вскоре Михаил Васильевич завоевал симпатии мамы и ее приятельницы-монахини. Дело было так. Старушки вязали чулки и читали евангелие. И вот Михаил Васильевич начал с ними глубокомысленную беседу, обнаружив обширные знания евангелия. Этим он привел их в полный восторг и окончательно покорил.
— Вот видишь, какой хороший человек Михаил Васильевич, знает евангелие, а ты, безбожница, сама не веришь и нас смущаешь».
Месяц прошел быстро: разговоры, чтения, прогулки, охота. Дичь была на столе часто: Фрунзе уходил на рассвете тропить зайцев и всегда возвращался с трофеями.
И осталось в памяти у Додоновой: утренняя зарядка Фрунзе и обливание холодной водой до пояса; серьезные философские беседы, чтение художественной литературы по вечерам и страшные эпизоды из его каторжной жизни во Владимире и в Николаеве. И тревожная фраза большевика:
— Неужели же мне еще раз придется лишиться свободы и еще раз пережить все эти мученья?..
Но пришла Февральская революция, и жизнь пошла по иному руслу.
От Февраля к Октябрю
С начала Февральской революции стал одним из руководителей революционного движения в Минске, в Белоруссии и на Западном фронте. Провел разоружение минской полиции и жандармерии и стал начальником Минской гражданской милиции. Был организатором Минского Совета рабочих депутатов и постоянным членом исполнительного комитета. Был организатором Советов крестьянских депутатов в Белоруссии, провел два съезда белорусского крестьянства. Был председателем Советов крестьянских депутатов в Белоруссии первого созыва и председателем исполнительного комитета. Был членом президиума Всероссийского съезда крестьянских депутатов от Белорусской области. Был одним из организаторов съезда армий Западного фронта… избран членом фронтового комитета армий Западного фронта. Был одним из редакторов большевистских газет, издаваемых в Минске («Звезда»). В корниловские дни… был назначен начальником штаба революционных войск Минского участка.
С конца августа уехал в г. Шую Владимирской губернии, где стал председателем Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.
Вся жизнь Михаила Васильевича
Первый — радостное и грустное пишпекское детство; второй — верненское и санкт-петербургское отрочество; третий — революционная юность в «Ситцевом крае», начатая блестяще, но поломанная: мордобой казаков и полицейских, кандальный звон, неуемная тоска по воле.
С первых дней революции в феврале 1917 года началась неполная последняя декада — пора зрелости, государственной мудрости строителя новой жизни и выдающегося полководца пролетарской революции.
Разумеется, все в этой поре было подготовлено годами детства, отрочества и юности. Всю жизнь он учился, и всегда с отличным упорством. Знал марксистскую философию, но никогда не был книжным червем или начетчиком, а применял ее в борьбе. Знал экономику и право. Владел языками: немецким, французским, английским, итальянским, польским и киргизским. Любил исторические экскурсы, а в истории войн, походов, сражении был знатоком большого масштаба. Детское желание стать генералом никогда не угасало: поддерживалось оно пристрастием к военной истории в гимназии и в институте, подкреплялось практикой боевых дружин в Шуе и в Иваново-Вознесенске, баррикадных боев на Пресне и общением с солдатами на Западном фронте. И так уж случилось: с первых дней Февральской революции и до конца жизни Фрунзе не расставался с оружием.
Вторую половину февраля он провел на передовой, беспрерывно «сея смуту», памятуя указание В. И. Ленина: «…если революция не станет массовой и не захватит самого войска, тогда не может быть и речи о серьезной борьбе».
Служба в Земском союзе давала ему возможность передвигаться вдоль линии фронта. И общаться с солдатами. Но не больше: сама эта организация была откровенно буржуазная. Она, как и «Союз городов», методически отравляла сознание солдат шовинистической пропагандой. Широко распространяла в окопах такие газеты, как «Русское слово», «Речь» и «Биржевые ведомости». Часто прибегала к услугам «солидных» членов Государственной думы (они до хрипоты произносили патриотические речи) и не гнушалась теми оборонцами из лагеря меньшевиков и эсеров, которые пуще огня боялись тлетворного влияния большевиков.
Но отбывал в столицу важный гость. И появлялся у солдат неутомимый Михайлов. Кое-кто принимал его — по шинели и кокарде — за офицера и полагал, что его устами говорит лучшая часть командиров. Но этот «офицер» вовсе не был похож на других: в кружке солдат он запросто располагался в землянке и начинал такие «байки», что шевелились волосы под папахой. «Кому выгодна эта бойня? — спрашивал он и отвечал: — Только тем, кто получает барыш от каждого ящика патронов, от пушек, снарядов, шинельного сукна и портянок. А сколько стоит в год русскому мужику и рабочему Николай Романов и его служки? И какой при дворе несусветный «публичный дом», где вышибалой служит Гришка Распутин? И был ли у вас слух, что не без его участия царь сменил за время войны четырех премьер-министров, шестерых министров внутренних дел и собирается менять пятого военного министра?
Колода тасуется, а выигрыш нам и не снится! И правильно пишут в своей листовке петроградские большевики: «Ждать и молчать больше нельзя. Рабочий класс и крестьяне, одетые в серую шинель и синюю блузу, подав друг другу руки, должны повести борьбу со всей царской кликой, чтобы навсегда покончить с давящим Россию позором… Настало время открытой борьбы!»
Иной раз оставался у солдат и на ночь.
Солдаты прятали его, когда возникала опасность. И понимали с его помощью, почему ведется охота на этого большевика и на его товарищей.