Фуллстоп
Шрифт:
Нина Ивановна тоже подошла к краю балкона, но повторять жест не стала, просто прижалась щекой к мужскому плечу. Без очков ее глаза в цветочном свете горели в центре зрачков, как у средневековой ведьмы в разгар обряда.
— Говорят, цветы опасны.
— Не опаснее атомной станции. — Александр даже не удивился, что Сан Саныч использовал аргумент, который ранее приводил Дживан, после слов о слежке стало ясно, кто за кем повторяет. — Их существование нарушает нашу картину мира, ту, которая понятна и доступна всем, подтверждена физикой и химией и правительственными распоряжениями, даже вот
— Хаос и деструкция? — усмехнулась Нина Ивановна, забирая у него сигарету и делая глубокую затяжку. — Отмена физики, химии и правительственных распоряжений? Конец света? Темные времена?
— Нет! — Сан Саныч недовольно вытащил сигарету из ее пальцев и вернул себе. — Новая картина мира. Более гибкая, более точная, более соответствующая реальности. Фактически — революция во взгляде на окружающий мир.
— Все равно это уничтожение, — не сдавалась Нина Ивановна, но Александр чувствовал, что она делает это больше из желания продлить отпущенные им двоим минуты, чем серьезно обсудить проблему. — Наш мир без этой картины лопнет следом, как мыльный пузырь, если ничто не будет структурировать хаос в понятную людям форму. В хаосе нельзя жить, можно только умереть. Этого добиваются эмиссары другого мира? Это их основная цель?
Сан Саныч поморщился.
— А если наоборот? Нам хотят помочь открыть дверь и научить новому языку, а мы подпираемся изнутри бревнами и азбуками. Пока не откроешь, не узнаешь. Александр Дмитриевич тут в тетради форзац расписал посторонним диалогом, и отлично там заметил в числе прочего, что вселенная — это огромный фрактал.
— Фрактал? Разве это не математическая фигура?
Сигарета Сан Саныча очертила в воздухе круг и следом еще несколько маленьких кругов рядом с первым. Дым изогнулся и поплыл причудливыми отростками, Нина Ивановна смотрела на них очень внимательно.
— Множество, обладающее свойством самоподобия, когда целое имеет ту же форму, что и одна или более частей. Может быть, мир эмиссаров похож на наш, примыкает к нашему, исходит из нашего или отделяется только тонкой перегородкой, будучи больше и свободнее. Мы ни разу не удосужились довести дело до конца. Ни разу не заглянули на ту сторону.
— А если бревна у них, а свобода у нас? И они поэтому так рвутся сюда? Была бы слишком жестокая ошибка.
— Не более жестокая, чем то, что делают у нас с создателями цветов. Человек рожден быть свободным и познавать мир. Если картина мира перестает описывать мир, ей приходит конец. Как ни держи границы на замке. Только болезненнее и дольше умирать будет. И кстати, о создателях, — голос редактора изменился, стал деловым и ровным, — где ты оставила Александра Дмитриевича?
Нина Ивановна помолчала, опустила голову.
— В холле.
— Надо бы его отсюда увести.
— Хорошо, — слово прозвучало как шепот опадающих листьев.
— И ты уходи вместе с ним.
Нина Ивановна внезапно крепче сжала пальцы на его плече и замотала головой. Сан Саныч выбросил сигарету вниз и снял ее руку с себя.
— Сейчас же, — приказал он тоном, не терпящим возражений. — Скажете, что не нашли меня с тетрадью в здании, дальше мы сами разберемся.
Александр не услышал дальнейшего разговора — балконная дверь закрылась, а чуть позже каблуки Нины Ивановны застучали на лестнице, сначала медленно, потом быстрее.
Он подождал, пока их звук перестанет быть слышно, и только после этого поднялся во весь рост, чувствуя, как кровь разгоняется в венах, прошивает иголками пострадавшую прошлым вечером в беготне по кустам ногу, заводит сердце до состояния предстартовой дрожи мотора и барабанной дробью бьет в виски.
Глава 15. И точка!
В школе Александр никогда не дрался. Нарочно сделать больно живому существу, даже здоровому забияке Ваське Смолкину с третьей парты, было выше его сил. Пусть и под девизом справедливого возмездия. Поэтому, догнав редактора в коридоре, он использовал свое единственное преимущество перед ним — напрыгнул с разбегу всем весом и сбил с ног. Атаку заглушила толстая ковровая дорожка, нападение стало для Сан Саныча неожиданностью. Они вдвоем по инерции слетели с ковра, проехались несколько метров по каменному полу до зала отдыха с деревянными панелями, и там, у стеклянной перегородки, остановились. Света здесь уже было мало, но все-таки достаточно, чтобы увидеть цель.
Александр ожесточенно выдрал тетрадь из рук редактора, после чего свернулся вокруг нее эмбрионом и даже колени поджал, чтобы добычу не выдернули снизу.
— C ума сошли? — осведомился редактор, поднимаясь на ноги. — Вы что делаете?
— Дерусь с вами, — очень логично ответил Александр. — Я не законопослушный. Отдаю должное вашему грандиозному замыслу, но только такого мира божьего я не принимаю.
Сан Саныч опешил, но в следующую секунду расхохотался.
— Ах, вот оно что, Иван Федорович, — выдавил он сквозь смех. — Напугали, если честно. Не лежите на грязном полу, встаньте немедленно.
— Нет уж, я полежу лучше, — злобно отозвался Александр. — Я же тряпка, буду оправдывать звание. Это моя тетрадь.
— Непременнейшим образом ваша, — покладисто ответил Сан Саныч, доставая сигареты и зажигалку. — Никто не спорит и даже не трогает. Только, умоляю вас, не простудитесь. А за тряпку каюсь и прошу прощения, вы не заслуживаете.
— Да наплевать вам на самом деле. Отойдите от меня, или я сейчас эту чертову тетрадь разорву на части. И съем.
Поняв, что Александр не шутит, Сан Саныч послушно сделал несколько шагов назад, к лифтовой нише.
— Еще дальше, — потребовал Александр, оценив расстояние. — И только попробуйте выйти оттуда.
— Вот в углу я давненько не стоял. — Зажигалка в руках Сан Саныча издала сухой щелчок. — Наверное, с детского сада.
Ориентируясь на неподвижность огненной точки, Александр поднялся и с какой только мог скоростью захромал за стеклянную перегородку в зал отдыха. Там он поспешно закрыл дверь, но поскольку запорного механизма в ней не было, то пришлось держать ее свободной рукой за отверстие в стекле. При желании более сильный противник мог легко вытолкнуть ее в обратную сторону — вместо ручки на двери был деревянный кругляш без единого намека на замок.