Фурия
Шрифт:
Разница у них всего месяц. И с ними было очень сложно.
Но мы справились. Не без нянь, конечно. За ними нужно приглядывать с тройным вниманием.
Эти шкоды чуть что, сразу разбегаются в разные стороны с писком и весельем. Разные игрушки покупать нельзя, иначе драки, слёзы и жалобы друг на друга. Особенно достаётся Глории, так как она в их шайке единственная девочка. Тея не считается.
Доротея — ребёнок, с которого все сдувают пылинки. Любое сильное волнение ей противопоказано. Но со временем врачи обещают,
В этом году она идёт в школу.
— Не загоняйся ты из-за этого торта! Там всё так печально? — опускает дочку на пол.
— Они съели цветы…
— А я думаю, почему они такие чумазые, — приседает и стирает с губ Ивана крем.
Целует в щёчку.
— Алекс!
— Да? Я то, что сделаю? Поздно уже… — недовольно смотрит на меня.
Я фыркаю и иду на кухню решать проблему.
Когда с трудом мы с поваром восстанавливаем товарный вид торта, на пороге появляется Том.
— Отлично! Ты опаздываешь! — строго.
— Я предупреждал, что у меня с утра слушание в суде, — чмокает меня в щёку.
— Наши дети испортили торт!
— Когда мне было лет пять-шесть, я тоже уронил свой на пол, — посмеивается он. — Вроде нормально, — оглядывает то, что мы уже исправили.
— Так это гены! Теперь понятно в кого Тея такая…
— Да, я был трудным ребёнком… Так что испорченный торт — это только цветочки. Однажды я запустил во время праздника пони на кухню. Она съела закуски и сделала большую кучу…
— Фу! Не рассказывай! — брезгливо. — Как дела в суде? — меняю тему.
— Нормально…
— Не надоело ещё заниматься разводами и пилить несчастные пару тысяч долларов между бывшими супругами?
— В тайне я всё же надеюсь, что однажды моей клиенткой будешь ты, — подходит так близко, что я улавливаю лёгкий запах его одеколона.
— Не дождёшься! — отодвигаю рукой.
— Стоило ещё раз попробовать, — разочарованно улыбается.
— То, что у вас с Алексом перемирие из-за Теи — не означает, что ты можешь ко мне приставать. Заведи себе наконец-то девушку!
— Я пробовал… Только они, узнав, что у меня есть дочь, сразу исчезают, — усмехается.
— А зачем ты им сразу в лоб об этом рассказываешь?
— А когда? Когда будем стоять у алтаря? Я такой — любимая, клянусь любить тебя в болезни и здравии, богатстве и бедности. Только у меня есть ребёнок, — гримасничает. — Как думаешь, быстро она от меня сбежит?
— Любящая не убежит… — отворачиваюсь от него.
— Есть ещё одна проблема… — прислушиваюсь. — Полюбить другую я вряд ли смогу. Ты же знаешь… — протягивает томно у моего уха.
— Успокойся! Я тебе тысячу раз говорила — у нас ничего больше не будет. Дочерью ты не сильно обременен. С тобой она не живёт. И ей от тебя ничегошеньки не нужно, у неё всё есть. Для Доротеи ты — просто дядя.
— Это и бесит! — стискивает зубы.
— Придёт
Он открывает рот, чтобы в очередной раз сказать, что готов быть со мной, но я его останавливаю.
— Нет! Не начинай! Просила же не заводить этот разговор! — злюсь на него. — Лучше пойди и помоги Алексу с сорванцами. Скоро гости приедут, и детей станет раз в пять больше.
— Слушаюсь! — скидывает на ходу пиджак и закатывает рукава.
Его нервозность и напряжение видно за версту. Будь я в такой ситуации — тоже бы дергалась. Любить кого-то, быть рядом и ничего не мочь сделать — это пытка.
Все эти годы мы живём на грани. Не отрицаю, что у меня есть чувства к Тому, возможно, это и любовь. Но какая-то другая… Не готова я ради него и в огонь, и в воду. Поддержу, да, но менять Алекса на него — никогда и ни за что.
Мы с Гроу столько прошли за эти годы, что я с ним единый организм, а не две половинки. Ужасно боюсь его потерять. И если бы он ушёл, узнав правду о рождении Теи, я бы круглосуточно стояла на коленях под его дверью и просила прощения. И благодарна Богу, что у меня такой понимающий муж.
— Миссис Гроу, — отвлекает от раздумий вошедший охранник. — К вам гостья, но её нет в списке приглашённых. Настойчиво просит принять. Говорит, старая знакомая.
Кто это ещё?
— Зовут как? — хмуро смотрю на него.
— Мадам Заза.
Ого! Неожиданно…
— Пропустите её.
Я не сразу узнаю эту женщину. Она сильно похудела с последней нашей встречи.
Опирается на трость.
— Добрый день! Хорошо выглядите, — пытаюсь быть вежливой, когда её проводят на кухню.
— Не льсти! Тебе не идёт, — без приглашения садится на ближайший стул у стола. — И выгляжу ужасно, болезни одолели. Удивлена моему визиту?
— Хм… Есть немного.
— Решила посетить тебя, пока совсем с этим миром не распрощалась.
— Позвонили бы, я сама приехала, — занимаю соседний стул.
— Не приехала бы. Некогда тебе. А мне отдать кое-что надо, — достаёт из сумки красивую подарочную коробку и ставит передо мной.
— И что здесь?
— Открой.
Снимаю крышку.
В коробке на красной бархатной подкладке книга.
— Библия? — достаю. — Вы думаете, у меня нет Библии?
— Если есть, почему не читаешь? — гневно.
— Читала. Давно… — кладу книгу обратно в коробку.
— А надо каждый день.
— Извините, но… Вы ради неё прилетели?
— Ради тебя дурёхи.
— И чем я провинилась?
— Судьбу опять поменяла. Детей с мужем нарожали, а не должно их быть от него.
Я возмущённо вздыхаю.
— Я уже говорила, что каждый строит свою судьбу сам. Наука помогла нам родить наших детей. Одного, кстати, я сама. Значит, это сделал Бог…