Футарк. Третий атт
Шрифт:
— Это вы об археологах? — уточнил я.
— О них, бестолковых, — предок нашел взглядом тех бедолаг, а они постарались слиться с обстановкой. — Не было тут отроду никакого форта!
— Какие ваши доказательства? — пискнул один из археологов.
— Да мы, в отличие от вас, постарались, откопали одного совсем уж древнего римлянина… — Харальд подал знак, и вперед выпихнули еще одного духа.
Был он довольно высок, плечист, носил доспехи и плащ. И шерстяные штаны — видимо, здешней зимой южному уроженцу было нежарко.
— Он, правда, по-нашенски не особо говорит, — добавил Дональд, хлопнув легионера (или кем он был) по плечу, —
— Да, потомок, — поманил меня пальцем Харальд, — ты ж вроде языкам обучен, спроси у него сам!
Я честно собрался с мыслями и попытался сформулировать вопрос. (Повторяю, юридические термины я помню отлично, а вот с разговорной латынью у меня как-то не сложилось.) К моему удивлению, солдат меня понял (примерно с третьей попытки, что я считаю несомненным успехом) и даже ответил. Увы, на этом мои лингвистические достижения закончились — воспринять его речь на слух, а тем более перевести я не смог. Можно было привести в чувство священника, но что-то мне подсказывало — это не поможет…
— А как же наша находка?! — воскликнул второй археолог и, порывшись за пазухой, выудил фотографию того злополучного камня. — Как же цифра «М»?
Легионер смерил его презрительным взглядом, выразительным жестом дал понять, что никакого отношения к этому булыжнику гордые римляне не имеют, царственно запахнулся в плащ и удалился с высоко поднятой головой.
— Но что же тогда…
— А-а-а… — присмотревшись, хлопнул себя по лбу Харальд. — Эй, Бьярни! Бьярни, ты куда спрятался?
— Тут я! — отозвался от входа гулкий бас, и, раздвинув остальных призраков, нам явился помянутый Бьярни.
Он оказался выше Харальда головы на две и примерно в три раза шире. Клянусь, его бицепс в обхвате был… ну, пожалуй, как талия тетушки Мейбл. Без корсета. И нет, я не преувеличиваю! Должно быть, среди предков этого гиганта затесались пещерные медведи или там каменные великаны…
— Бывает, тело слабо, но дух силен, — объяснил Дональд, видя мое удивление. — Бьярни и в живом виде мог поднять над головой вола и пробежать с ним пару миль, а еще он был прорицателем, вот после славной смерти и того… возвеличился. Погляди-ка, Бьярни, похоже на твоё имущество?
— Похоже, — кивнул тот, посмотрев на фотографию. — Ну точно, это я тогда по пьяни руны-то рассыпал, а потом манназ не досчитался, пришлось новые делать… Точно, мой.
— Руны? Такого размера? — не выдержал я: булыжник был размером с мой кулак, не меньше.
— А что? — не понял Бьярни. — Мелкие не ухватишь, а такие мне в самый раз! Да и для пращи годятся, мало ли, дичину какую подбить…
Я счел за лучшее промолчать, а вот археолог не удержался.
— А как же орел? — он показал второе фото.
— А это я чайку детишкам накарябал, — подумав, вспомнил Бьярни.
— Он у нас мастер изобразить чего-нибудь, — ласково сказал Дональд и ткнул его в бок. — Помню, завидев носовую фигуру его работы, чужие корабли драпали против ветра впереди собственного визга…
— Славные были деньки! — согласился Харальд и окинул взглядом собравшихся. — Ну, нам в самом деле пора! Бывай, потомок, молодец, что не забываешь…
Я вежливо кивнул.
— Счастливого Йоля, хо-хо-хо! — добавили предки хором и растворились в порыве ледяного вихря.
Свечи вновь (сами собою!) загорелись обычным пламенем, тёплым и ясным, и только
— Надо бы поднять отца Уайта с пола, простудится ведь, — сказал кто-то и нервно хихикнул.
Началась суета, а я вышел наружу. Неподалеку реял Хоггарт с семейством — мы обменялись приветствиями.
Я посмотрел вверх — уже стемнело, шел снег, издалека доносились истошные вопли вразумляемой предком миссис Ходжкин, и на душе было легко и спокойно, будто на меня в самом деле снизошел дух Рождества…
ЛАГУЗ [6]
Лагуз — рискуют люди
на утлой лодчонке
средь бескрайнего океана,
дикие волны морские,
как кони, узде не послушны.
После снежной зимы наступила прохладная весна, а за ней дождливое лето. Будто стремясь наверстать упущенное в прошлом году, природа разверзла небесные хляби, и прогулки мои то и дело приходилось откладывать. Затем я подумал, что этак все лето просижу взаперти, заказал себе зонт попрочнее, наисовременнейшие водонепроницаемые сапоги и дождевик и продолжил смущать взоры обитателей Блумтауна и окрестностей, разгуливая по округе в любую погоду.
6
Значение — все, что связано с водой и с активной стороной женской жизни, которая не касается материнства и домашнего уюта. Переводится она как «озеро», «река» или «вода». Лагуз обладает огромной силой, непокорной и непослушной, как сила воды. Сочетает в себе способность быть мягкой и нежной, созидательной, и быстрой и жестокой, разрушительной. В отличие от берканы, лагуз олицетворяет не материнские качества женщины, ее остроту и гибкость ума, хитрость и непослушность.
Ларример ворчал, мол, я уже не мальчишка, чтобы бегать по лужам: этак можно нажить ревматизм, подхватить воспаление легких или что похуже, — но я отмахивался.
В один из таких пасмурных дней, когда тучи низко опустились над Блумтауном, а в воздухе висела мелкая морось, я привычно вышел из дома. На сей раз по делу: мне нужно было на вокзал. Так-то бы я с удовольствием прошелся пешком, но мои гости вряд ли оценили бы прогулку в таких условиях с багажом наперевес.
Мелкий дождь перешел в тропический ливень. Я ехал медленно, не ожидая встретить никакой помехи на дороге, а потому удивился, когда мне навстречу вдруг показался автомобиль. Серебристый капот, медленно выдвигавшийся из пелены дождя, казался бесконечным, он походил на блестящую спину громадного обитателя глубин, поднявшегося из морской пучины с приливом…
Заглядевшись, я едва успел затормозить — капоты разделяло буквально несколько дюймов. Вот это, я понимаю, была бы сенсация для блумтаунской прессы: на совершенно пустом вследствие непогоды перекрестке столкнулись два лимузина!
Кстати, чей бы это мог быть «роллс-ройс»? Вроде бы визита особ королевской крови мы не ожидали…
Тут кто-то в дождевике с поднятым до ушей воротником постучал в стекло, и я опустил его.
— Вик, ты, может, сдашь назад? — произнес Сирил, ухмыляясь во весь рот. — Иначе мы тут не разъедемся.