Футбол с улыбкой
Шрифт:
Важнее, что мне удалось не стать бомбардиром одного сезона – таких много выстреливает. Дальше я держал тот же уровень. Потому что развивался и придумывал что-то новое, не довольствовался достигнутым. Не запижонил, как Кокорин с Мамаевым! Благами надо уметь пользоваться!
Хотя в 1963-м свой первый гол я забил только в шестом туре. Защитники стали уже внимательнее играть. Знали, где прихватить, когда сзади стукнуть. Били, но не всегда попадали. Я чувствовал, что сзади игрок пытается по ногам ударить, и не позволял это сделать. А
Немного позже ко мне персональщиков стали приставлять. Сам не играет и мне не дает. В «Динамо» один такой все время за мной тенью следовал… А у Валеры Маслова, жесткого, но не грубого футболиста, веселого парня, а по совместительству – одного из лучших в мире игроков в хоккей с мячом, другие методы были.
Играем с ними дома, он ко мне на поле подходит:
– Анекдот рассказать?
– Ну, давай, – улыбаюсь я.
А он их сотнями знал и сутками мог излагать. Игра вовсю идет уже. Вот рассказал Валера анекдот, потом я делаю движение – он за мной. Я ему:
– Ты куда?
А Валера:
– Мне сказали, чтобы я с тобой играл. Я не буду играть, но и ты не будешь.
– Ну, молодец. Есть еще анекдоты?
– Полным-полно!
Он стал рассказывать, в какой-то момент отвлекся, чуть отвернулся, а я в этот момент мяч получил и к воротам убежал.
– Эдик, куда ты?! – кричит он вслед.
А я уже гол забиваю…
После того бомбардирского для меня сезона-62 Аркадьев из Баку уехал. Его точно не убирали. Видимо, в «Локомотиве» лучшие условия предложили, да и семья жила в Москве. Конечно, меня его уход очень расстроил – он ведь мой крестный отец в большом футболе и навсегда останется лучшим тренером. Но что делать?
На меня тоже сразу положили глаз в Москве – в том числе и ЦСКА с «Динамо», которые могли забрать футболистов к себе служить. Однако хотел меня и «Спартак», который тренировал Никита Симонян и в том же 1962-м, когда мы с Севидовым получили приз «Труда», сделал красно-белых чемпионом.
Стелла:
Никита Палыч приехал за ним, когда мы только начали встречаться… Нет, Эдик, никаких своих людей он не посылал, сам же приехал! К твоей маме! Я приходила и слышала:
– Берта, вы не спешите, подумайте. Решим все вопросы…
– Нет, он не поедет!
Она же еще объясняла: «Пусть он лучше будет первым парнем на деревне, чем последним в городе», ты же сам говорил!
Словом, это очень его обидело. Но тогда он это не обсуждал. Потом только обмолвился:
– Почему мама это сказала? Почему я не мог уехать?
Берта
– Ты понял меня, Никита?
– Да, все понял, – ответил Симонян.
Ира, его сестра, встречалась с Рафиком. И Берта тогда думала: если Эдик переедет в Москву, то и мне придется переезжать. А как же здесь будет моя Ирочка? У Рафика мама была армянка, а папа – азербайджанец, который украл маму, знаменитого педагога в Кировобаде. Ризван Гасанович был одним из первых цеховиков в Азербайджане и никаких преград не знал: «Она будет моей!» Привез ее в центр Баку в армянский дом, где они и поселились. Рафик был прекрасным человеком!
Честно говоря, я Никиту Павловича у нас дома не помню. Но, может, и было. А касательно перехода в «Спартак» – на одном из выездов в Москву кто-то мне дал записку с телефоном Николая Петровича Старостина, который ждал моего звонка. Я свое руководство об этом предупредил, но не набрать номер такого уважаемого человека не мог. Он сказал то, что говорили все:
– Эдик, хватит на периферии играть. Пора показать себя в столице. Да и Симонян хочет, чтобы ты перешел.
Но я отказался. Дома – папа, мама, а они ни о каком переезде не хотели и слышать.
Начался 1964 год. Пошла третья декада февраля, мы готовились к новому сезону. Я спал в соседней с родителями комнате – у нас было две квартиры, но нередко ночевал у них. Вдруг посреди ночи началась какая-то плохая суета. В первый момент подумал: что-то случилось с мамой. Она ведь часто болела, а папа – нет. Он ведь и за ветеранов до последнего времени играл, и очень прилично.
Я вскочил, побежал к ним. Отец пару раз кашлянул – и умер. Я успел увидеть его в последнее мгновение жизни. Ему было всего пятьдесят пять лет. Сердце.
Видимо, это произошло от стресса. Папа в тот момент не работал, а сидеть на иждивении у меня не хотел. Хотя я хорошо зарабатывал и половину запросто мог отдавать маме с папой – всем было бы вполне достаточно. Но он очень хотел работать, тренировать. За это время испереживался, причем держал все в себе…
Помню, как осенью 1962 года отец играл в юбилейном матче 50-летия азербайджанского футбола. Я очень хотел на него внимательно посмотреть – папину игру в осознанном возрасте редко видел. Все пытались рядом сесть, что-то меня спросить, а я отгонял:
– Уходите отсюда! Дайте посмотреть, как папа играет!
Сейчас, когда прихожу на сборную Армении, тоже толком не вижу матч: все вокруг садятся, что-то спрашивают, а потом вскакивают и обзор загораживают. Невозможно сосредоточиться!
Конец ознакомительного фрагмента.