Футбол – только ли игра?
Шрифт:
Меня всю жизнь упрекали в мягкости. Но по сравнению с ним я кремень. Когда требовал от него как от начальника команды применения санкций, он внимательно, сдвинув очки, смотрел на меня, будто видел впервые, и басил: «Слушай, Никит, я не знал, что ты такой жестокий, что можешь так ощетиниться».
Великолепный администратор, великолепный организатор, является не только начальником команды, но и ведет огромную работу в городском совете общества.
Сколько помню Николая Петровича, ни разу он не был в отпуске. Как-то встречаю его на улице, идет ослабевший после гриппа. (Никогда, кстати, не
Его работа для любого может служить образцом отношения к делу. Не пропустил ни одной игры, ни одной поездки. Зубную щетку в сумку – и на самолет. Рассказывал, звонит ему супруга Бескова, сообщает, что Константин Иванович себя плохо чувствует, поехать на игру не в состоянии: «И вообще, Николай Петрович, ему уже за шестьдесят, не мальчик…» Смеется: «Значит, я еще ничего. Никит, а? Если о моем возрасте забывают?»
Действительно, забываешь, когда смотришь на его легкую подтянутую фигуру или слушаешь его ироничные речи.
– У тебя же был юбилей! – воскликнул при встрече. – Как я пропустил? Неужели шестьдесят? Взрослеешь. Мы хотим прийти к тебе с подарком. Как лучше – с гравировкой или без?
С гравировкой, отвечаю, коли подарок от любимого «Спартака». Пришел, торжественный, вместе с Алексеем Парамоновым, не побоялся высоких слов: «Золотому фонду „Спартака“…» Я был немало смущен. Он говорил как дорога ему та плеяда футболистов-спартаковцев, которую и мы с Парамоновым входили, команда пятидесятых годов…
А мне всегда приятно, когда на вопрос, кого он вырастил, подготовил, Николай Петрович отвечает: «Симоняна». Он меня многому научил и учит. Учился я у него уважительному отношению к людям, спокойствию, привычке все взвешивать, не спешить со скоропалительным ответом или суждением.
Часто думаю, не встреть Старостина, я был бы, вероятно, другим человеком. Мы многое берем от тех, кого любим, многое усваиваем осознанно и неосознанно.
– Николай наш – великий человек, – услышал однажды от Андрея Петровича. – У нас у всех небольшая разница в возрасте, а ведь это он нас ставил на ноги, с восемнадцати лет работал не покладая рук и нас тянул.
Фамильная старостинская черта – невероятная притягательность. Встретишься с кем-то из них, поговоришь – праздник.
Андрей Петрович был большим эрудитом. Я удивлялся, сколько же он знает! Уверен, ни один любитель футбола не прошел мимо его интересных книг. Многие выдающиеся актеры, композиторы, писатели относились к нему с большим пиететом.
Несмотря на крепость родственных уз, дружбу, братья не всегда и не во всем друг с другом соглашались. Соберутся вместе – спор. Если один скажет одно, то другой непременно возразит. За ними нельзя было наблюдать без улыбки.
К примеру, Андрей Петрович говорил: «Из Житкуса великолепный получится защитник». (Этого паренька мы пригласили в свое время в «Спартак» из Литвы.) «Твой Житкус, – не мог сдержаться Александр Петрович, – никогда приличным игроком не станет! Я еще раз убедился, что ты ни черта в футболе не смыслишь!»
– Знаешь, Никит, – случалось, жаловался Николай Петрович, –
Старший не курит, не знает вкуса вина, но младших в свою веру обратить не сумел.
Я уже говорил, что педагогику учил по Старостину. Перед игрой Николай Петрович великолепно настраивал команду и каждого игрока в отдельности, зная особенности его характера, чувствуя состояние духа. Не ограничивался лишь зажигательными речами, пускался на разные приемы. Мог подзавести команду. Придумать, что сказал о нас соперник, как высказался болельщик.
– Да где уж нам, ребята… Вот я встретил армейцев, Гринина и Петрова, они прямо так и сказали: «Мы вашу команду, Николай Петрович, разделаем!» Я видел их игру и честно вам доложу…
Дело происходит в Сухуми. Идут дожди, раскисло футбольное поле. Предстоит матч с командой ЦДСА, которая тренируется здесь же, в городе. Николай Петрович съездил на их контрольную игру и излагает свои впечатления:
– Грустно, ребята, но у нас шансов нет. Никаких! Понесут вместе с грязью эти армейцы… Вместе с грязью! Гринин с Петровым так прямо и заявили: «Ваших мотыльков, Николай Петрович, растопчем!»
– Что ж вы нас так пугаете, Николай Петрович?
А он свое:
– Серьезно, ребята, шансов у нас никаких!
Через несколько дней мы вышли на матч с ЦДСА и выиграли, не пропустив в свои ворота ни единого гола.
– Ну как, Николай Петрович, – спрашивает его Сальников, – понесли вместе с грязью?
– Я же честно думал, они вас сомнут. А вы молодцы, ничего не скажешь.
Так и не признался, что сознательно нас подзавел.
Педагог Старостин всегда находил неожиданный и единственно верный выход из всех трудных или курьезных случаев. Как-то в Тарасовке мы дотемна работали с мячом. И вот двое водящих, один из них – Сальников, никак не могли отнять у нас мяч. Сергей молнией метался от одного к другому, мы, передавая мяч, старались сразу же отскочить, чтобы он нас не задел, не ушиб. Он был человеком в общем-то спокойным, но в азарте, случалось, терял контроль над собой.
Тут подошел к нам Николай Петрович, только что прибывший электричкой в Тарасовку. Посмотрел одну-две минуты и громко расхохотался.
– Что я вижу, Сережа, тебя совсем измочалили, а ты все не можешь отобрать мяч!
Уже злой, зашедшийся, Сергей вдруг остановился, повернулся в его сторону и полоснул жуткой грубостью. Мы все оцепенели – оскорбить начальника команды, оскорбить самого Старостина! Что же сейчас последует? А Николай Петрович захохотал еще пуще, повалился на траву, задрал ноги вверх, как мальчишка… Мы поостыли. Сергей подошел к Старостину:
– Делайте со мной что хотите, Николай Петрович, но извините меня, пожалуйста. Я такой дурак! В пылу становлюсь сумасшедшим.
– Ладно, иди, знаю я тебя, шалавого!
Было понятно, что он как старший и мудрый пожалел Сергея, помог ему выбраться из этой дурацкой ситуации. Не побоялся, что уронит свой авторитет в наших глазах. Другой на его месте впал бы в амбицию, мог бы сказать: «Вон из команды!» Поставить условие: или я, или он. Его мягкость никогда не шла ни в ущерб нашему уважительному отношению к нему, ни в ущерб делу.