Футбольное поле
Шрифт:
Ужинаем тоже в тишине. Воздух вокруг будто сгустился, давит на плечи, мешает дышать. Мама берётся за мытьё посуды, и я ухожу в комнату. Звонит телефон.
– Что? Откуда ты узнал? – слышу я мамин крик. – Нет, и не надейся!
Мама вешает трубку. Я стою в дверях, и она меня замечает. Дрожит. Телефон звонит снова.
– Да? – мама говорит грубо, будто человек на том конце провода перед ней провинился. – Ты… Но ты… Нет! С чего ты взял? Он мой сын! – Я подхожу ближе. Мама опять вешает трубку и вырывает шнур телефона. Садится за
– Дима! Дима, ты мой сын! Мой! – голосит она и опять обнимает меня, чуть не душит.
– Твой, мам. Твой, – шепчу я.
Успокаивается она нескоро. Ближе к полуночи. Укладывает меня спать, садится рядом.
– Это был он? – вопрос вылетает сам. Я не смог его удержать. Маму передёргивает. Она испуганно смотрит на меня. Молчит.
– Это был мой папа? – мне нужно знать ответ. Мне нужно много ответов. Потому что у меня много вопросов.
– Дима, пора спать, – говорит мама и идёт к двери.
– Мам, – зову я. – Мам!
Она возвращается.
– Он тебя обидел? Сильно обидел, да?
– Дима, я устала. У меня раскалывается голова, и мне нужно прилечь. Завтра на работу. – Мама уходит.
Что случилось? Что случилось тогда, десять лет назад? Рой вопросов жужжит надо мной до утра.
Утром, пока я доедаю завтрак, мама включает телефон. Мне кажется, или она ждёт? Звонка?! И телефон действительно звонит. Мама осторожно подносит трубку к уху.
– Да? Да, я… – она говорит тихо. И слушает. Долго. Смотрит на меня, я на неё. – Хорошо. Да. Да что ты говоришь? Ты уехал, Андрей! Уехал! – она зло смеётся. – Искал и не мог найти? Не смеши! Да… Не уверена, что он хочет разговаривать с тобой!
Мама собирается бросить трубку, но в последний миг останавливается и закрывает её рукой. Я уже давно стою рядом.
– Я хочу! – говорю я. Мама медлит. Я сам беру у неё телефон, она не сопротивляется. – Алло?
– Дима! – грубый мужской голос. – Дима, это ты?
– Я…
Слышно плохо, и слова доносятся с опозданием.
– Дима! Это твой папа, Дима! Ты слышишь? Не молчи, сынок!
Я начинаю задыхаться, мне тяжело дышать. Вдруг мама притягивает меня к себе. Воздух становится разреженным, я снова начинаю слышать, снова могу говорить.
– Дима? Сынок, я тебя искал! – папа кричит. – Ты слышишь? Я наконец нашёл тебя! Слышишь, Дима? Не молчи!
– Я слышу, – говорю, улыбаюсь, плачу. – Я слышу, – повышаю голос. – Я слышу… и шепчу: – Папа…
С тех пор он звонит каждый вечер. Мы разговариваем о тренировках, о школе, обо всём. Он рассказывает о себе, спрашивает о маме.
– У тебя есть дети? – решаюсь как-то спросить.
Папа молчит. Я замираю.
– Ты – мой старший сын, мой первенец, – наконец слышу в трубке.
Молчу. Мама кидает в мою сторону обеспокоенный взгляд, потом отворачивается и опять принимается за ужин.
– Дима,
Я задумываюсь. Смотрю на маму. Она делает вид, будто ей всё равно, с кем я разговариваю. Бросает что-то в казан, и масло начинает шипеть.
– Дима, ты где? Ты слышишь? – папа нервничает.
– Слышу.
– А что молчишь? Как тебе моё предложение?
– Я маму не брошу, – и я бросаю трубку.
Мама оглядывается на меня.
– Что такое? – берёт меня за руку.
Телефон звонит снова. Я убегаю в свою комнату. Прыгаю в кровать и отворачиваюсь к стенке. Хочется плакать, но я держусь. Хватит с меня слёз!
Мама долго разговаривает с папой, потом заходит ко мне.
– Давай всё обсудим, Дмитрий.
Я не отвечаю. У папы семья. Зачем я ему нужен? Мама садится на кровать и гладит меня по ноге.
– Дима, сынок, его долго не было в твоей жизни. И тебя долго не было в его жизни. Он не был тебе отцом… Но сейчас… Сейчас он хочет быть твоим папой.
Я поворачиваюсь к маме лицом. А вот у неё глаза на мокром месте!
– Я сказала, что ты подумаешь, – шепчет она. – Дай ему шанс… Если тебе не понравится, ты всегда сможешь вернуться. А если останешься, то я буду к тебе приезжать.
Я вытираю маме слёзы, обнимаю её.
– Я не поеду, мам. Я не хочу.
– Дима, мне тяжело. Мне очень тяжело всё это говорить. Но я не хочу… потерять тебя… Не хочу… Послушай. Я любила его. Очень. А он меня – нет. Для него я была одной из, понимаешь? И когда я сказала ему о беременности, он как раз должен был ехать в Германию, – мама прижимает меня к себе и целует. – Сначала он был против ребёнка. Уехал. А я страдала. Не знала, что делать.
Мама замолчала.
– А потом? – спрашиваю я тихо.
– Когда ты вот-вот должен был появиться на свет, он позвонил. Сказал, что сожалеет. Что рад моему решению рожать. Что хочет дать тебе отцовство… А я отказалась.
– Почему?
– Мне показалось, что он поздно спохватился… – мама отстраняется и смотрит мне в глаза. – Ты подумай, Дима. Папа через месяц приедет сюда для оформления документов. Ты пока подумай, хорошо? – мама перебирает мне волосы. – Я приму любое твоё решение.
Я молчу.
– Подумаешь? – настаивает мама. – Там всё-таки школа…
Я киваю. Она снова меня обнимает. Только что тут думать? Мама у меня одна, и я у неё один.
После тренировки в клубе решаю пойти на школьный стадион. Вот уже неделя, как Рената выписали. Тётя Зарина и дядя Чингиз забрали его вместе с Мариной к себе. Тимка был такой счастливый, когда уезжал домой, звал в гости, сказал, что теперь никаких запретов. У меня тоже запретов больше нет, я третью неделю занимаюсь футболом. Открыто. Профессионально.