Футбольное поле
Шрифт:
Я медленно отпускаю мобильник и прижимаюсь к женщине. Гул и стук в голове не прекращаются. Женщина недолго говорит с мамой, потом подносит мне телефон к уху:
– Сынок, я скоро приеду. Слушай тётю.
– Мама, мама, мама…
– Я скоро приеду, сынок, потерпи. – Гудки.
Я никак не могу успокоиться. Во мне словно набухла туча, которая вдруг разразилась дождём. Женщина снова обняла меня и стала что-то причитать. Вдали послышалась сирена.
Гол
Открываю глаза.
Снова больница. Мама сидит рядом, держит меня за руку и плачет.
В висках пульсирует.
Хочу осмотреться, но свет с улицы больно бьёт в глаза. Пульсирует всё сильнее и сильнее.
– Димочка, миленький, – мама гладит меня по голове. – Радость моя, жизнь моя, как же я тебя люблю!
Я смотрю на маму. Она любит меня! Любит!
– Димочка, – она размазывает по щеке слёзы. – Я так тебя люблю, так люблю…
– Мам, – говорить почему-то трудно, – не плачь. Я тоже тебя люблю! Очень-очень!
Но мама начинает рыдать, роняет голову мне на руку.
– Мамочка, ну не плачь! – повторяю я снова.
– Не плачу, миленький. Не плачу, мой хороший.
Голова болит. Закрываю глаза и вспышками вижу то, что произошло. Дерево освещается фарами, глухой удар, звон стекла и… Ренат весь в крови… Хочу подняться.
– Димочка, нельзя, – мама укладывает меня обратно. – Лежи.
– Ренат, – мои губы дрожат. – Он живой?
– Живой, живой. Он в реанимации, Димочка, – мамин голос успокаивает. – Как ты поправишься, мы его навестим.
У мамы звонит телефон. Она хватает сумку, чуть не всю её выворачивает на пол, пока не находит мобильник.
– Да? – она снова начинает плакать. – Оленька, Олечка, ой… Да… Не спрашивай… Чуть не потеряла, понимаешь? – встаёт и начинает ходить по палате. Голова гудит.
– Оленька, ты приезжай, а? Мне так плохо! Ренат? – мама бросает взгляд на меня и продолжает шёпотом: – Плохо. Очень плохо. Тётю Зарину уже под капельницу положили, а дядя Чингиз… Да. Никакой. Ходит по больнице и кричит, что он во всём виноват. Что никогда себе не простит… Клоками волосы на голове рвёт. Да… Ой, Оленька, ужасно, ужасно всё. Только сейчас поняли, как сын им дорог… – мама всхлипывает. – Я вот тоже чуть не потеряла… А? Хорошо.
Мама снова рядом со мной. Улыбается. И плачет.
– Тётя Оля передаёт тебе привет. Она скоро придёт.
Через пять дней меня выписывают. Из палаты мы сразу идём в хирургическое отделение, к Ренату. Его недавно перевели из реанимации. Мама сказала, что он постоянно проваливался в кому. Всё это время в больнице были его друзья. Но самое главное, приехала вся семья Алимжановых.
У палаты на банкетке сидит дядя Чингиз. Кажется, он поседел ещё больше. Волосы торчат в разные стороны. Он оброс, под глазами появились мешки.
– Дядя Чингиз, – обращается
Он смотрит пустыми глазами на маму, потом на меня.
– Дима, – стонет он и обнимает меня.
К нам подходят Даулет и Эля. В руках у них пакеты с продуктами. Оба какие-то замученные. Эля вообще весь растрёпанный.
– Ну что за вид, Чингиз ага [7] ! Всё обошлось уже, – Даулет садится на корточки перед дядей Чингизом. Тот обнимает его тоже и снова плачет. – Успокойтесь, ага. И ходить он будет, врач сказал. Мы его на ноги быстро поставим!
7
Дядя (каз.)
– Это точно! – Эля хлопает дядю Чингиза по плечу. – Вы к нему заходили?
Дядя Чингиз отрицательно мотает головой. Встаёт и идёт к окну. Эля хочет что-то сказать, но Даулет жестом останавливает его. Подмигивает мне:
– Выздоровел, футболист?
Я с испугом смотрю на маму. Она натянуто улыбается.
– Мы не навещали тебя, ты уж прости, – продолжает Даулет. – Чуть Рената не потеряли. Всё это время боялись и ждали: выкарабкается или нет.
– Да и тётя Зарина с дядей Чингизом плохи были, – подхватывает Эля. – О Дилярке вообще молчу. Вместе с тётей Зариной откачивали.
– Эля! – Даулет строго смотрит на Элю и виновато – на маму.
– А Тимка? – спрашиваю. – Как он?
– Тимка – мужик. Настоящий. Он нам помогал. – Эля берёт у Даулета пакеты.
– Рен, как очнулся, о тебе спрашивал. – Даулет открывает дверь в палату. – Пойдёшь с нами?
Я смотрю на маму.
– Ты иди, сынок, – она подталкивает меня в спину. – Я с дядей Чингизом побуду.
В палате я сразу вижу две кровати. На одной из них кто-то лежит, а рядом сидит женщина. Третьей кровати, у окна, почти не видно. Там тётя Зарина, Дилярка, Тимка, тренер футбольной команды и какая-то женщина.
– Рен, погляди, кто пришёл! – Даулет берёт Дилярку на руки, чтобы я смог подойти ближе.
– Здрасьте, – здороваюсь со всеми.
– Дима, сынок, тебе уже лучше? – Тётя Зарина в платке, глаза опухшие.
– Да, – шепчу я и подхожу к кровати.
– О-о-о… – Ренат медленно открывает глаза. – Ди-и-има-а-а, – щёки впали, голос ослаб, и говорит он медленно, тянет каждый звук. – Как ты?
– Я хорошо! – смотрю на него и вспоминаю. Кровь. Много крови. Осторожно беру его за руку.
На лице Рената появляется улыбка, едва заметная.
– Я выйду ненадолго, – тётя Зарина направляется к выходу, за ней тренер. Незнакомая женщина тоже хочет пойти, но тётя Зарина останавливает её:
– Марина, доченька, ты останься, побудь с мужем, – и гладит её по щеке. – Мне уже лучше, не упаду нигде.
Марина обходит кровать с другой стороны и тоже берёт Рената за руку. Даулет отпускает Дилярку на пол, она подбегает к изголовью. Маленькими ручками гладит брата по перевязанной голове. Ренат улыбается шире: