Футбольное поле
Шрифт:
– И что ты с ними делаешь? Специально рвёшь, что ли?
Носы кроссовок у меня рвались каждый месяц. Теперь будут реже.
Футбол. Шесть букв и целая жизнь. Я очень старался, я хотел стать хорошим футболистом. Я был уверен, что мама будет мной гордиться, когда я её обеспечу и у неё появится свободное время ходить на мои матчи. Я даже думал, что нарисую ей флаги на щеках, когда буду играть в сборной в финале какого-нибудь чемпионата мира… Все мечты умерли. Сразу. В один момент. Они даже не бились в предсмертных конвульсиях. У них не было шанса… У меня его нет. Глупое желание так и пульсирует в
Вода пахнет хлоркой. Она беспокойная, постоянно в движении. Толкает меня легонько туда-сюда. Шесть букв – и жизнь.
Моя жизнь… Зачем она мне без этих шести букв? Я хочу играть в футбол, больше всего на свете. Как мне забыть про это «хочу»?
Меня трясёт. Странно. Не мог я простыть под летним дождём! Столько раз ведь играл, даже под осенним. И зимой… Снаружи холодно, будто вода в бассейне ледяная. А внутри – пламя. Будто если выдохнуть через рот, то пойдёт огонь. Как у дракона.
Мимо снова проплывает Айка.
– Дмитрий, плавать! Ты уже достаточно отдохнул, – кричит Болат Серикович.
Отпускаю бортик. Рассекаю воду, одной рукой, другой… В последний раз забить гол. Самому себе. Ведь я всё равно уже проиграл главный матч своей жизни. Расслабляюсь. Вода заполняет всё вокруг, накрывает меня с макушкой. В ушах бесконечный гул, а голоса и шлепки о воду звучат глухо, будто за стенкой. Выдыхаю последний воздух. Вода давит сверху, на плечи и на руки. Она толкает вниз. Открываю глаза, вижу чьи-то ноги, как в замедленной съёмке. Одни ноги: по бокам, сверху. Лёгкие требуют воздуха, и в нос набирается вода. Я начинаю бить руками и ногами, хочу выплыть наверх, к воздуху. Но вода обнимает всё крепче и крепче. Она не хочет меня отпускать. Выныриваю на секунду, только носом – и снова в воду.
Она тянет за ноги. Вниз. Сопротивляюсь, но ноги не слушаются. По ним проходит дрожь и замирает где-то в икрах. Руками пытаюсь растолкать воду, но она сильнее меня. Вот и всё, думаю, конец… Закрываю глаза. Вода в ушах, в носу – везде. Вода и гул.
Пенальти
– Димка! Тётя Таня, Димка очнулся!
Айка. Я держал мокрый футбольный мяч, а она его забрала.
Пнула в падении и сбила меня с ног. Мяч отлетел в ноги Кольке, а я упал в лужу. Стал тонуть. Мама-судья смотрела, скрестив руки на груди, и улыбалась. Вокруг стояли Баха, Кана, Гоголь, Гусь. Они смеялись…. Я уже почти ушёл под воду, когда Айка схватила меня за волосы и потянула…
Пелена перед глазами постепенно расползается. Белый потолок, в углу трещина. Стены, снизу до половины покрашенные синей краской. Такие же, как в школе. Три кровати, рядом тумбочки, заставленные минералкой и соками. На двух кроватях сидят мужчины. Лица замученные, оба уставились на меня. На третьей кто-то лежит, подле стоит капельница. Стойка для капельницы почти
– Он очнулся, пойдёмте, пойдёмте скорее! – голос Айки приближается. Она вталкивает в палату маму. За ней идет тётя Оля. Все они в белых халатах и синих бахилах. Рукав маминого халата разошёлся по шву.
Мама останавливается в дверях. Волосы взъерошены, глаза красные, на щеках подтёки туши. Молчит. Айка стоит позади и смотрит на меня большими карими глазами. Она улыбается, но неуверенно, как-то испуганно.
Я отворачиваюсь. Смотрю в окно. Там светит солнце, хотя с крыши капает вода, а небо местами покрыто тучами. Дождь проиграл, солнце опять одержало сокрушительную победу. Но осенью они поменяются местами, осенью дождь играет в одни ворота.
Рука ложится на мой лоб, затем гладит меня по голове. Мама. Заглядываю ей в глаза.
– Надо же быть осторожней, Дима, – плачет. Навзрыд.
Я вспоминаю. Воду. Вокруг. Везде.
– Я не хотел, – всё, что могу сказать. Нет… хотел, лишь потом передумал. Мама наклоняется ко мне и целует, всё лицо целует, каждый сантиметр. Я весь измазан её слезами. Мам, ну там же Айка смотрит!
– Больше так не делай, Димка! Это хорошо, что я заметила, – у, противная, ещё и умничает! – Если плохо плаваешь, надо держаться там, где мелко. И не заходить на глубину.
– Айжан тебя спасла, – говорит тётя Оля.
Мама вытирает лицо ладонью, пододвигает стул и садится. Снова начинает гладить меня по голове:
– Димочка, миленький!
Айка подходит. Улыбается теперь широченной улыбкой.
– Ты мамку больше так не пугай! Смотри, до чего её довёл. Она ж поседела, пока ты без сознания был! – мужчина под капельницей приподнял голову.
– Ну он же нечаянно. Вот тренер куда смотрел? – другой, с перевязанным пузом, в накинутой сверху рубахе, тянется за бокалом к тумбочке.
– Тренер ведь тоже приходил, весь белый, как мрамор, испуганный, – третий, тот, что помоложе, встаёт, наливает сок и подаёт ему. – Это же он был, да?
Мама кивает:
– Да, он. Он вот только ушёл, когда Дима очнулся. Спросил, что ему можно кушать и пить, и ушёл.
– За соком да йогуртами, наверное. Грех замаливать будет, – мужчина под капельницей повернулся на бок. У него такие же узкие глаза, как у Вовки.
– Он виноват, конечно, – мама осеклась.
– Но все мы люди, – подхватывает тётя Оля. – Дима, у тебя нигде не болит?
– Нет, – говорю, – не болит.
– Ты чего-нибудь хочешь?
– Нет. Ничего.
– В следующий раз, если не умеешь, не отплывай туда, где глубоко. Правильно Айжана сказала.
Молчу. Дело ведь не в том, что не умею.
– Я научу тебя плавать, и ты больше не будешь тонуть, да? – Айка подходит к моей капельнице и смотрит на содержимое бутылки.
– Да, Айжаночка, ты уж научи, – мамин голос дрожит.
– А ты меня в футбол играть научишь?
Вопрос Айки ударяется о воздух и рикошетит прямо по мозгам. Видимо не только по моим. Мама поднимается, говорит: