Фвонк
Шрифт:
«Нет», — отвечает Фвонк.
Повисает долгая пауза.
«И я нет», — говорит Йенс.
156) Проснувшись, Фвонк обнаружил, что Йенс, лежа в постели, твердой рукой правит страной. Он разговаривал одновременно по двум телефонам и строчил на компьютере. Проходя мимо Йенса в туалет, Фвонк хотел было поздороваться, но Йенс поднял руку и сделал знак, который Фвонк истолковал так: Не сейчас, ты же видишь, я управляю страной, к тому же я не хочу, чтобы мои собеседники догадались, что я делю номер с человеком, замеченным в падении нравов. Один крохотный жест, но очень болезненный для
Вот и пусть, решил он, вот и хорошо.
Намеренно не глядя в сторону Йенса, он прошел из туалета к своей кровати, бесшумно оделся и пошел вниз, завтракать. Взял карту города и стал планировать день без Йенса.
Мне вообще плевать, что эта важная шишка собирается делать, думал Фвонк, если он полагает, что на меня его всевластие производит сильное впечатление, то ничего подобного, мне в жизни нужны перспектива и стабильность, бескрайние просторы, понимание и взаимность. А что мне совсем не нужно — так это человек, который называет меня другом, но, когда доходит до дела, обращается со мной как с ничтожеством. Если Йенс полагает, что может приходить и уходить, как ему в голову взбредет, и сначала называть меня другом и советником, а потом вообще не замечать, то… то всё одно. Фвонк сжал зубы, но несколько слезинок все же выкатились из уголка глаза и сползли по щеке, одна упала в апельсиновый сок, а вторая на круассан. А я еще рисовал его, думал Фвонк, фотографировал его испражнения. И вот вам благодарность.
157) «Вот ты где, — радостно проворковал Йенс, — а чего не сказал, куда идешь?»
Фвонк отвернулся, чтобы Йенс не увидел, как он расстроен.
«Родной мой, — сказал Йенс, — что-то случилось, ты расстроен?»
Фвонк молчит, но из глаз течет, и он должен держаться за стол, чтобы дышать.
«У нас что-то не так?»
Фвонк стискивает зубы.
«Это я виноват?»
Фвонк кивает.
«Все из-за того, что я должен был поработать?»
Фвонк упирается в него взглядом.
«Я потом подумал, — сказал Йенс, — что вышло грубо. Но меня задергали, прости; и надо было поуправлять страной, кто-то должен заниматься и этим тоже. Ситуация такова, что я не могу тратить все свое время на себя, как бы мне этого ни хотелось. К тому же меня выбила из колеи эта история с фигурой Спасителя. Я не в лучшей форме, довольно невнимателен. Притом мне нужно было получить информацию по разным поводам, например, Йонас пробуксовал весь час вопросов и ответов, ха-ха, меня это, скажем так, не огорчает. И не принимай все на свой счет; когда я управляю страной, я другой. Но я тебя очень люблю по-прежнему».
«Ты обращался со мной не как друг», — говорит Фвонк.
Йенс обходит стол кругом и обнимает его.
«Фвончик, малыш мой, — шепчет он, — сладенький мой. Больше я так делать не буду. Я не знал, что ты такой ранимый. Но при падении нравов случаются и не такие травмы. Я видел подобное в политике. Мы опять друзья? Ну скажи, что мы друзья!»
«О’кей, — отвечает Фвонк. — Друзья».
158) «Кстати, ты не получал ответов про наше фото?»
«Совсем о нем забыл, — отвечает Фвонк, — даже телефон еще не включил».
«Ну, давай включи».
Фвонк включил телефон, набрал ПИН-код, и они стали, прижавшись бок о бок, ждать, пока телефон не загрузится и не найдет сеть; у Йенса
Первое сообщение от Каролы. Она написала: «Иисус — святое имя, в нем родник любви небесной. Перед ближними своими повторяй его бессчетно» [17] .
17
Песня Каролы Хёгквист в переводе Антона Нестерова.
«Мимо кассы», — говорит Йенс.
Бывший христианский премьер-министр впредь просил бы избавить его от ночных эсэмэсок кощунственного содержания, а епископ Кварме пригрозил, что, если такое повторится, он вычислит отправителя и обратится в суд; «вы больны», написал он.
«Я действительно болен, — огорчился Йенс, — но от человека Церкви я как-то ждал большей любви. Они некоторым образом обязаны всегда ставить себя на место ближнего».
«У него наверняка своих проблем по горло, — откликнулся Фвонк. — Никто не становится добрым, теплым и милосердным просто потому, что называется христианином».
«И то правда», — отвечает Йенс.
Примас Англии пишет: «Спасибо за это самое необычное изображение Спасителя. Благословляю вас».
«Значит, все-таки Он, — говорит Йенс. — Вот черт!»
«Без паники, — призывает Фвонк, — не надо спешить с выводами, пока я не позвоню Инге Лённингу [18] , он все утро обрывал телефон. Лённинг все же более здравомыслящий человек, чем эти».
Пока Фвонк набирает номер и ждет ответа, Йенс тискает его руку.
«Алло, — говорит Фвонк, — прошу простить, если я не вовремя, но вы звонили мне одиннадцать раз, да-да, это я прислал вам снимок, нет-нет, это не я, а мой друг, нет, мы смыли, да, уже на дне Дуная, так что вы думаете, вот как, ничего себе, и вы в этом уверены? Хорошо, нет, я не знаю, что он ел, понятно, понятно, нет, меня волнует, что это означает, угу, и делать ему с этим ничего не надо, понял, понял, спасибочки, до свидания».
18
Инге Лённинг — теолог и политик, член правой партии «Хёйре».
Фвонк положил телефон на стол и строго посмотрел на Йенса.
«Он сказал, — говорит Фвонк, — что традиции христианской иконографии не позволяют связать это изображение со Спасителем. Иначе говоря — это не Он. Сто процентов».
«Какое облегчение!» — выдыхает Йенс.
«Зато, — продолжает Фвонк, — очевидно сходство с Гавриилом, ну этим, архангелом, и настолько полное, что двух мнений быть не может. Это он».
Йенс помрачнел, уставился перед собой и секунд семь-восемь молчал.
«Грубо говоря, — наконец выдавил из себя Йенс, — я наложил Гавриила».
«Да, все на это указывает».
«Это неспроста, — говорит Йенс, — это знак. Я нервничаю».
«Лённинг сказал, что, очевидно, у тебя очень неспокойно на душе и только в лоне Церкви ты сумеешь обрести мир».
«Он правда так сказал?»
«Да».
«Бог мой, чистая правда! У меня и в самом деле нет покоя в душе».
«Вот видишь!»
«И с каждым днем все хуже. Но что я должен сделать, он сказал?»