Габриэла, корица и гвоздика
Шрифт:
Жеруза взяла ящик с чашками и передала его экспортеру. Сраженные девицы обсуждали безумный поступок Мундиньо. Что он означал? Этот Мундиньо, необыкновенно богатый, элегантный молодой человек, боролся не на жизнь, а на смерть с семьею Бастосов.
В этой борьбе сжигали газеты, избивали людей, готовили покушения. Мундиньо выступил против старого Рамиро, оспаривая у него власть, и довел его до сердечных припадков. И в то же время отдал тысячу рейсов, две яркие бумажки по пятьсот рейсов, за полдюжины чашек из дешевого фарфора — дар внучки своего врага. Он прямо сумасшедший, ну кто же так поступает? Все они, и Ирасема и Дива, вздыхали по Мундиньо, богатом, элегантном, любящем путешествия холостяке, который
Он вообще на них не смотрел, в том числе и на Жерузу. Ах, сеньор Мундиньо Фалкан, как он богат, как элегантен!
— Сервиз не стоит таких денег, — сказала Жеруза.
— Я грешник. А с вашей помощью мне удастся поладить со святыми и выхлопотать себе место на небесах.
Жеруза не смогла сдержать улыбки и спросила:
— Вы пойдете на новогодний бал?
— Еще не знаю. Я обещал встречать Новый год в Итабуне.
— Там, вероятно, будет весело. Впрочем, здесь тоже.
— Желаю вам хорошо развлечься и счастья в Новом году.
— И вам того же, если мы не встретимся до Нового года.
Тонико Бастос наблюдал за этим разговором и не понимал Мундиньо. Тонико все еще мечтал о примирении в последнюю минуту, надеялся спасти авторитет Бастосов. Он с улыбкой поклонился Мундиньо. Экспортер ответил и направился домой.
В канун Нового года Мундиньо приехал в Итабуну, позавтракал с Аристотелесом и присутствовал на открытии ярмарки скота, которая была важным нововведением, перенесшим торговлю быками в муниципалитет Итабуны. Он произнес речь, сопровождавшуюся аплодисментами, после чего сел в машину и вернулся в Ильеус. И не потому, что вспомнил о Жерузе, а потому, что хотел встретить Новый год с друзьями в клубе «Прогресс». Он не пожалел об этом: праздник получился на редкость удачный, говорили, что такой бал можно увидеть только в Рио.
Аляповатая роскошь, платья из крепдешина, тафты и бархата, обилие драгоценностей — все это возмещало недостаток изысканности и сглаживало провинциальный облик некоторых сеньор, подобно тому как кредитки в пятьсот мильрейсов, пачками лежавшие в карманах полковников, искупали их грубые манеры и простонародный выговор. Но хозяевами праздника были молодые. Некоторые юноши, несмотря на жару, пришли в смокингах. В залах девушки, кокетливо обмахиваясь веерами, смеялись и пили прохладительные напитки. Шампанское и самые дорогие вина лились рекой. Залы были затейливо украшены серпантином и искусственными цветами. Праздник обещал быть таким пышным и о нем ходило столько разговоров, что появился даже Жоан Фулженсио, противник балов.
И доктор тоже.
Жеруза улыбнулась, когда заметила Мундиньо Фалкана, разговаривавшего с арабом Насибом и Габриэлой, которая едва стояла на ногах — проклятая туфля жала ей кончик пальца. Да, ее ноги не были созданы для этой тесной обуви. Но она была так хороша, что самые высокомерные дамы — даже жена доктора Демосфенеса, самоуверенная уродина, — не могли отрицать того, что мулатка была самой красивой женщиной на балу.
— Простушка, но очень красива, — признавали они.
Дочь народа растерялась от шума разговоров, которых она не понимала, от роскоши, которая ее не привлекала, от зависти, тщеславия и сплетен, которые ее не соблазняли. Немного позже на улицы выйдет терно волхвов с веселыми пастушками, с расшитым штандартом. Процессия будет останавливаться перед домами, барами, распевать песни и танцевать, прося разрешения войти. Двери распахнутся, танцы и песни перенесутся в комнаты, хозяева станут угощать ликером и сладостями. В ту новогоднюю ночь,
Габриэла танцевала с Насибом, с Тонико, с Ари, с капитаном. Она кружилась грациозно, но эти танцы не любила. Что это такое — вертеться в объятиях партнера! Она любила «коко мешидо», круговую самбу, матчиш. Либо польку под гармонику. Аргентинское танго, вальс, фокстрот ей не нравились. Тем более когда туфля просто впивается в ее оттопыренный палец.
Праздник был веселым. Не веселился только Жозуэ. Со стаканом в руке он стоял, прислонившись к косяку окна, и смотрел на улицу. Из своего окна Глория тоже глядела на толпу, заполнившую и тротуар, и мостовую. Рядом с ней, усталый и сонный, стоял Кориолано. Его веселье, как он сам говорил, было в постели Глории. Но Глории не хотелось ложиться; нарядно одетая, она смотрела на худое лицо Жозуэ в окне клуба.
Слышно было, как хлопают пробки бутылок с шампанским. Мундиньо Фалкан пользовался у девушек большим успехом, он танцевал с Жерузой, Дивой, Ирасемой, пригласил и Габриэлу.
Насиб переходил от одной группы мужчин к другой.
Танцевать он не любил, за весь вечер лишь два-три раза потоптался с Габриэлой. Потом оставил ее за столом вместе с добродушной супругой Жоана Фулженсио. Габриэла сняла под столом туфлю и стала гладить затекшую ногу. Она с трудом удерживалась от зевоты. Подходили дамы, присаживались к ним, затевали беседу и оживленно смеялись, перекидываясь репликами с женой Жоана Фулженсио. Весьма снисходительно они здоровались с Габриэлой, осведомлялись, как она поживает. Она сидела молча, не поднимая глаз. Тонико, как священнослужитель, исполняющий сложный обряд, вел дону Олгу в аргентинском танго.
Молодежь смеялась, шутила, танцуя главным образом в заднем зале, куда вход старикам был воспрещен.
Сестра Насиба и ее муж танцевали с чопорным видом.
Они притворялись, что не замечают Габриэлы.
Около одиннадцати часов, когда на улице осталось совсем мало людей давно уже удалилась и Глория, а с нею полковник Кориолано, — послышались музыка кавакиньо[67] и гитар, флейт и барабанчиков и голоса, певшие кантиги[68], которыми сопровождаются танцы рейзадо. Габриэла подняла голову. Ошибиться она не могла. Это терно Доры.
Процессия остановилась против клуба «Прогресс», оркестр смолк, все побежали к окнам и дверям. Габриэла сунула ногу в туфлю и одной из первых очутилась на тротуаре. Насиб присоединился к Габриэле, его сестра с мужем были поблизости, но по-прежнему делали вид, что не замечают их.
Пастушки несли фонари, а Микелина шла со штандартом. Нило, бывший моряк, со свистком во рту, дирижировал пением и танцами. На площади Сеабра одновременно с процессией появились персонажи терно — бык, пастух, кайпора[69] и бумба-меу-бой. Начались танцы. Пастушки пели:
Я пригожая пастушка,путь держу я в Вифлеем:помолюсь младенцу в яслях,поклонюсь волхвам я всем.Они не просились войти, так как не осмеливались прервать праздник богачей. Но Плинио Араса привел Официантов с пивом и угостил участников терно.
Бык немного отдохнул и выпил пива. Кайпора также.
Они снова принялись танцевать и петь. Микелина, в центре процессии, со штандартом в руке, поводила худыми бедрами, сеньор Нило свистел. Улица заполнилась людьми, которые вышли из клуба, чтобы посмотреть терно. Юноши и девушки со смехом хлопали в ладоши.