Гача-игры до добра не доводят
Шрифт:
— Куда намылился, гаденыш? — грудь врезалась в землю, и, казалось, я сломал себе все ребра, но после, немного отскочив от земли, я получил удар ногой по тем же ребрам. Время все еще тянулось слишком долго, возможно, в таких ситуациях у главного героя пробуждались сверхспособности, но это был не мой случай.
Единственной маленькой победой было то, что шмель после еще одного разгона явно ужалил того, что сильно приложил меня ногой по ребрам. Тот вскрикнул и отошел на шаг, явно пытаясь прихлопнуть насекомое. На этом хорошее закончилось.
— Получай, ублюдок, думаешь,
Еще удары по рукам, видимо, кто-то присел и прицельно ударил мне кулаком в ухо, от чего звуки превратились в противный звон. Лишь одна мысль давала мне возможность терпеть, это возможность устроить замену. Естественно, из моих глаз текли слезы, сопли надувались неприятной массой, моя одежда была в грязи и порвана, от чего я выглядел максимально жалко.
Я не просил их останавливаться, даже вскрикивал только в землю, чтобы те потеряли интерес к побежденной и униженной добыче, после, кажется, на меня плюнули и вытерли руки об мою одежду.
Дрожа всем телом, я продолжал лежать в позе эмбриона, а то вдруг они решат вернуться, уже прошло минут 5, как я все продолжал так лежать, после наконец я раскрыл свой кокон и, приподнявшись, осмотрелся, зрение было еще мутным из-за влаги, но очевидно, я тут был один.
Опустив глаза на руки, увидел множественные красные пятна, одно особенно сильное. Видимо, долбанули по этому месту в самом начале, пока были силы пинать лежачего. Ребра тоже сильно болели, как и бока с ногами, по которым тоже прошлись.
В итоге самым целым местом у меня, как ни странно, оказалось лицо, на нем, кажется, даже и синяка не осталось, не учитывая моего опухшего и горящего адским пламенем уха, в голове все еще звенело, и хоть били меня, я чувствовал себя так же без сил.
Шипя не хуже побитого котенка, я провел рукой по волосам, нащупав на голове пару шишек. Странно, что я не ощутил ударов по затылку, хотя, возможно, из-за них я не так сильно помню, как меня избивают. Чувствовалась легкая тошнота, возможно, я даже получил сотрясение, поэтому действовал я аккуратно и двигался не спеша.
— Ну теперь хоть я знаю, кого буду избегать… — нашел я что-то хорошее в подобной ситуации. Когда я поднял голову и посмотрел на ворону Рейвен, что сверху вниз смотрела на меня с ветки дуба.
— Кажется, я придумал замену зеркалу… — устало произнеся, я мысленно сказал ей приземлиться напротив меня, после чего я решил посмотреть глазами птицы, и это было еще более необычное зрение.
Казалось, я вижу всё, что было вокруг, и причем мои черные волосы в ее зрении были разноцветными пятнами, из-за этого начинала болеть голова от совершенно другого обзора, вызывая даже тошноту, или всё из-за того, что мой мозг немного об стенки черепа побился.
Теперь, рассматривая себя, я казался одновременно большим для вороны и в то же время осознавал, насколько я мал. Смотреть птице в глаза, пока та смотрит в мои, ощущалось как попадание в зеркальный туннель. Определённо, нужно привыкать
Например, я ещё ни разу не смотрел глазами гадюки, тарантула или шмеля, не ощущал обилия запахов, используя обоняние лисы, не пробовал ходить или даже говорить, используя их способности.
— Вот как трепка голову прочищает, сразу же решил, в каком направлении стоит двигаться, — подумал я. Теперь Рейвен станет моими глазами на затылке, чтобы я больше не оказался в столь уязвимом и беспомощном состоянии.
Подумал я, поднимаясь и шипя от боли, поковылял домой. Когда меня впервые избили в моей новой жизни, и для себя решив, что должен сделать всё, чтобы это больше не повторилось.
По пути домой я всё же решил смыть грязь с моей одежды. Возле реки, кривясь от дёргающей боли в ушибах и синяках, я прополоскал одежду, как мог, хотя её определённо ещё придётся штопать. Продолжая прихрамывать и двигаясь как черепаха, я наконец дошёл до дома.
Марта, увидев меня, всплеснула руками и быстро подошла ко мне.
— На тебя что, стая варгов напала?! Что это с тобой случилось? Неужели дрался?! — она упёрла руки в бока и нависла надо мной ясным взглядом, подмечая каждую царапину, синяк и пару гематом.
— С ветки дерева сорвался, вот и пересчитал их своим телом, пока падал, — попытался я звучать убедительно, но опытный взгляд женщины, у которой достаточно детей, чтобы различать даже от какого предмета был нанесён синяк или фингал под глазом, не проведёшь.
— Вот, значит, как. С такой рукой ты не поработаешь, да и вообще, видимо, на слишком высокое дерево ты забрался и на каждую ветку целился. Придётся вести тебя к травнице! — она взяла меня за более целую руку, на которой я лежал, пока меня избивали. Неудивительно, что та пострадала меньше; в прошлой жизни у меня всегда страдала правая рука, и, видимо, ещё не раз я её себе отобью.
Дом травницы находился на некотором отдалении от деревни. Я мало что о ней знал, опасаясь её глубоких познаний в природе, магии и врачевании. Про неё ходили разные слухи, но в каждом из них веяло уважением, почитанием и страхом разгневать её. Ведь скоро осень, начнутся дожди, дети начнут болеть чаще, а злить единственную травницу — это всё равно что стрелять сначала лекарю в ногу, а потом себе и просить вылечить себя первым.
Прихрамывая на правую ногу, мы вскоре дошли до хижины травницы. Её дом казался в два раза больше нашего, и у неё единственной была глиняная обожжённая черепица. Дом стоял тут, видимо, очень давно, поскольку брёвна уже успели потемнеть.
Подходя к крыльцу, я почувствовал аромат трав, висевших перед входом, и глиняных горшочков с цветами, которых я не видел в здешних лугах. Запах трав был не удушающий, а успокаивающий. Сама дверь была расписана узорами, которые могли бы выглядеть как начертательная магия или оберег.
Тётя Марта, несмотря на свою силу, постучалась довольно аккуратно, и после этого мы начали ждать. Меня одолевало любопытство и страх снова вскрыть очередной рычаг маховика событий, который приведёт к плохому финалу.