Гадкий товарищ

Фаусек Вячеслав Андреевич

Впрочем, может быть, так было лучше…

После этого крика мне стало жаль Рудиша. Я вдруг увидел, что несчастного мальчика обижали все… Никто за него никогда не заступится, и теперь из-за меня его наказали! Да как наказали!

Совесть заговорила у меня. Мне захотелось попросить извинения у Рудиша или сделать ему что-нибудь доброе.

Во время большой перемены я побежал в раздевальную залу, где был карцер. В углу залы была построена темная деревянная будочка. Только в дверях было сделано небольшое отверстие вместо окна. Это и был карцер. Когда я пришел в раздевальню, то там было уже много учеников из разных классов.

Все они толпились около карцера и чему-то смеялись. Оказалось, что Рудиш никому не позволял подойти к окну. Он стащил с себя сапог, и всякого, кто заглядывал к нему в оконце, бил сапогом. Это всех очень смешило. В карцер стали бросать бумажки, корки, остатки колбасы.

Нельзя мне было подойти к окну. А мне непременно хотелось повидаться сегодня же с Рудишем. Когда начался следующий урок, я придумал попросится выйти. Учитель меня отпустил, и я побежал в раздевальную, достал свой завтрак и на цыпочках подошел к карцеру.

Теперь здесь не было никого. Все было тихо. Я осторожно заглянул в окно карцера и увидел Рудиша. Он лежал на животе на полу, склонив голову на руки, и тихо плакал. В одной руке он все еще держал свой сапог.

— Рудиш! — позвал я его потихоньку.

Он вдруг вскочил и размахнулся на меня сапогом. Если бы я не отскочил, он бы ударил меня в лицо. Ух, как сверкали его глаза, как он меня ненавидел!

— Рудиш, голубчик, не сердись на меня! Ну, извини меня! Ведь, ты меня тоже побил!

— Ну, давай помиримся! Вот тебе мой завтрак! — говорил я ему.

Вдруг Рудиш бросил сапог и заплакал.

— Убирайтесь вы все от меня! Вы все злые, я отсюда уйду! Я не могу больше!

И он опять улегся на пол в карцере.

— Перестань, Рудиш! Слышишь? Ну, давай подружимся! Я теперь за тебя буду заступаться!

— Слышишь? На завтрак!

Я опустил в оконце Рудишу свой кусок хлеба с сыром и убежал в класс.

С этих пор мы с Рудишем подружились, и ему стало жить легче между нами. Все помнили, как он ужасно плакал перед Иван Васильевичем, и перестали безжалостно издеваться над ним. Его жалели, хотя об этом никто не говорил. Одного ему не могли простить, — это того, что он был рыжий! Так он навсегда и остался под названием «рыжий!»

V.

На масленицу в нашей гимназии устраивали литературно-музыкальное утро. К этому дню готовились заранее. Выбирали учеников, которые могут хорошо читать стихи, или играть на каком-нибудь инструменте. Гимназический хор разучивал новые песни. Нам всегда было очень весело в ожидании этого праздника. Всех нас заставляли читать стихи, и это бывало очень смешно! Некоторые читали так дурно, что и мы все, и сам учитель, не могли не хохотать. Удаляли одного, заставляли читать другого, и всем было очень весело.

Во время большой перемены входил в класс наш надзиратель и заявлял:

— Певчие, идите наверх!

И все участвовавшие в хоре стремглав бежали наверх, в гимназическую залу. Там уже собирались на репетицию, являлся наш регент со скрипкой, один из старших гимназистов садился к роялю, чтобы аккомпанировать. В ожидании начала урока мы бегали по залу и скользили по гладкому паркету.

Но вот регент хлопает в ладоши и кричит:

— Начнем, господа!

Мы становимся вокруг рояля, разбираем ноты, и урок начинается.

За несколько дней до концерта были отпечатаны афиши. Тогда мы неожиданно узнали, что наш товарищ, Рудиш, будет играть на скрипке.

— Рыжий? Ты будешь играть на скрипке?.. Рыжик, разве ты умеешь играть на скрипке? — приставали к Рудишу со всех сторон.

Оказалось, что Рудиш с малых лет учится музыке и играет на скрипке очень хорошо.

Нас всех это удивило, и мы с любопытством смотрели на него.

Накануне концерта нам велели остричься и надеть новые мундиры. Когда мы явились в гимназию, нас осмотрели и приказали застегнуться на все пуговицы, потому что на концерте будет попечитель. В залу никого из нас не пустили: там собиралась публика. Директор и инспектор, оба в парадных мундирах с золотыми воротниками, озабоченно входили иногда в залу, но сейчас же выходили обратно и просили нас не шуметь. Все как будто чего-то боялись сегодня. Мы тоже были взволнованы и держали себя очень тихо. Только когда надзиратель стал раздавать певчим пастилки «девичьей кожи» для очищения голоса, мы его окружили и стали теребить, чтобы он дал нам побольше. Эта пастилка была очень сладкая.

Спустя некоторое время пришел Рудиш.

— Рудиш пришел! Здравствуй, рыжий! Иди сюда! — закричали мы ему.

Но Рудиша к нам не пустили. Надзиратель подошел к нему и сказал:

— Что же вы опаздываете, Рудиш? Директор беспокоится! Пойдемте скорей в канцелярию!

Он взял из рук Рудиша небольшой черный гробик, в котором лежала скрипка, и понес в канцелярию. Рудиш, как был, в пальто, пошел за ним.

— Попечитель! Попечитель! Приехал попечитель! — стали вдруг шепотом передавать гимназисты и забегали по коридору.

Доложили директору, и он приказал начинать.

VI.

Нас всех ввели в залу и поставили полукругом возле рояля. Зала была уже полна публики. Слышалось передвиганье стульев и неясный говор. В воздухе пахло духами. Вошел наш регент, раскланялся перед публикой и ударил два раза своей палочкой.

Все смолкло, и концерт начался.

Когда хор окончил петь, начали читать стихи, потом играли на рояле, и публика всем очень аплодировала. Наконец, появился Рудиш. Он вошел быстрыми шагами со скрипкой в руках, шаркнул перед публикой и остановился около рояля. Боже, какой он был смешной! Рыжая голова была острижена наголо, уши торчали, брючки, как всегда, были коротенькие и широкие, новый мундир висел на нем точно на вешалке! В большой зале он был как будто еще меньше ростом и, казалось, едва может поднять свою скрипку!

Рудиш дал знак сидящему за роялью, поднял скрипку и заиграл. Быстро забегали его тоненькие пальчики по струнам скрипки, чистые и смелые звуки наполнили залу. Он играл веселую мазурку и играл так свободно, будто это не стоило ему никакого труда. Мы все, затаив дыхание, слушали его игру и очень боялись, как бы он не сбился! Но Рудиш не сбился. Он сыграл мазурку превосходно. Когда он кончил, в публике раздались шумные аплодисменты и крики «браво»! Рудиша заставили сыграть еще раз, все им заинтересовались. Попечитель потихоньку говорил что-то директору и глядел на него, некоторые дамы направляли на него лорнеты и улыбались.