Гадкий утёнок, или Повесть о первой любви
Шрифт:
Когда Шурочка подросла, волосы отросли до лопаток, – ниже они никогда не отрастали, хотя их никто не стриг. Так, подрезали посечённые кончики, и всё. А мама начала приговаривать, что дочке и с внешностью не повезло. Шурочка смотрела на себя в зеркало и соглашалась: не повезло. Щёки толстые, нос курносый, конопушки. Она всегда была толстой щекастой девочкой, а когда в десять лет надела очки, то и вовсе приобрела классическую внешность умненькой дурнушки.
При этом Шурочка была влюбчивой чрезвычайно. Ей было жизненно необходимо по кому-нибудь вздыхать. Жизнь приобретала особую наполненность, когда было кого выискивать взглядом в школьных коридорах. Когда учащался
В эти игры Шурочка играла лет с восьми. Имена и лица у Него были разными – то Андрей из параллельного класса, то Сергей из пионерского лагеря, то Володя с соседней парты… Если бы Шурочка вела дневник, то список «объектов» с этих восьми лет составил бы пару страниц, не меньше. И от безответных «любовей» она страдала столько же: за все десять лет, от восьми до нынешних восемнадцати, мальчики обратили на неё внимание лишь дважды. Но, увы, то были герои не её романа.
Когда ей было одиннадцать лет, в пионерском лагере в неё влюбился мальчик Вова. Он был толстым и лопоухим, похожим на маленького смешного слонёнка. Все в отряде над ним посмеивались, а она – нет. Вова был младше Шурочки на целый год и на роль Него никак не подходил. Но мальчишкой оказался классным. Им с Шурочкой поручили рисовать отрядную газету, и они рисовали, болтали, шутили. И так было здорово не думать ни о каких страстях и «тебя-любя»! Но Вова всё испортил. Он вдруг начал приглашать её на танцах, и все в отряде смеялись над Шурочкой: вон, какой жених! И тогда она попросила Вову не лезть к ней. И начала делать неприступное лицо, когда он с ней заговаривал.
В следующее лето, опять же в лагере, за ней робко и трогательно ухаживал мальчик Марат. Он был ровесник, но ниже рослой акселератки Шурочки на целую голову. Марат приносил ей веточки с облепихой и горстки ежевики в баночке. Дары он вручал потихоньку, не напоказ, и Шурочке было приятно. И всё равно это был не Он.
Если честно, она вообще плохо представляла, как ей быть, если Он объявится на самом деле, а не только в мечтах! Впрочем, представлять особо было нечего. В пионерском лагере, куда Шурочка ездила каждое лето, её очень редко приглашали на танцах. А если приглашали, то только чтобы разбить девчачью пару. Так оно было заведено на пионерских танцплощадках, что девочки танцевали друг с другом, и когда мальчику нравилась одна из них, он уговаривал какого-нибудь приятеля потанцевать со второй. Вот такие «довески» Шурочке и доставались.
На школьных дискотеках её тоже не приглашали. А на городские она не ходила – мама была категорически против. И вообще велела, чтобы дочь была дома ровно в восемь вечера. «Вместо того, чтобы шляться, лучше книжку почитай!» И Шурочка читала, в каждой книжке обнаруживая «про любовь». Особенно ей нравились романы о сельской жизни. Какие в этих книжках были трактористы и доярки! Как красиво они друг друга любили! Как складно рассуждали о будущем и как дружно строили колхозную жизнь! Как пели и плясали под гармонь! Как романтично сидели на завалинках под звёздным небом и встречали рассвет в росистых травах! И вот теперь она увидит это собственными глазами. Их группа второкурсников едет в совхоз.
Глава 2
До совхоза на задворках Томской области они добирались долго. Сначала два часа по реке на «Ракете», потом автобусом по пыльной
Деревня, куда их привезли к концу долгого дня, называлась «Гореловка». А совхоз, на который предстояло работать, – «Путь Ильича». Поселили студентов в огромном спортзале при деревенском клубе. Клуб был огорожен невысоким штакетником. По соседству с входом в спортзал находилась танцплощадка – дощатый помост с заборчиком и лавками по периметру. Тут же, у заборчика, росла огромная старая липа, под ней располагались удобства: столб с двумя рукомойниками и сортир на два отсека. Мимо клуба и сортира шла тропка, выводившая к деревенскому пруду.
Шурочка туда сходила. Пруд был огромный, как маленькое озеро. В тёмной воде отражались домики «запрудной» улицы, ближе к тому берегу плавали гуси. Недалеко от берега в траве лежало бревно, стесанное сверху так, чтобы можно было сидеть. Красота!
Спортзал под ночлег им устроили на манер солдатской казармы, уставив его рядами железных кроватей с панцирными сетками. Часть зала была отгорожена брезентовыми занавесками, которые выделяли закуток для девочек. Мальчиков поселили в проходной части.
Шурочка плюхнулась на свою кровать и покачалась. Сетка даже под её малыми килограммами растянулась изрядно. Она прилегла, примеряясь. Ничего так себе, гамачок! Обстановка чем-то напоминала ей пионерский лагерь – там тоже были корпуса с большими комнатами-казармами и комната мальчиков была проходной. Шурочка ездила в один и тот же лагерь каждое лето на все три месяца, и каждое лето означало для неё новую влюбленность. Вот и сейчас, будто получив команду, сердце заныло в привычном предвкушении.
«Ну, и в кого тут влюбляться?» – она ещё раз обвела глазами кучку ребят-одногруппников. Они все, четыре девочки и пять мальчиков, сидели на танцплощадке возле клуба и ждали, когда их отведут в столовую. Четверо мальчишек-одногодок уже примелькались за первый курс учёбы, а вот пятый был новеньким. Звали его Борис, и он был совсем взрослым. Он восстановился на втором курсе после армии, собирался учиться в другой группе. Но тех ребят уже отправили в другой совхоз, поэтому парню, – девчонки уже успели прозвать его между собой Борюсиком, – пришлось ехать с ними. Борюсик в герои романа годился… Хоть и невысокий, но симпатичный. И есть в нём некоторая тайна, загадка присутствует. Все гомонят, а он сидит себе тихонечко, улыбается легонечко, в разговоры не вступает, на вопросы отвечает скупо и смотрит внимательно… И опять же, армию отслужил, не то, что их мальчишки, вчерашние школьники!
Вон, сидят, как на выставке! Вовка Иваницин, хмурый, худой, настоящий Железный Дровосек. Жестикулирует так, будто у него в суставах смазка кончается. Явное не то. Гена Ким, высокий поджарый кореец в очках. Хороший парень, почти земляк. Они вместе с Шурочкой учились на лыжах ходить и оба – одинаково безуспешно. И в Генкином Джамбуле, и в Шурочкином Ташкенте снег бывает раз в году по полчаса, лыжи они оба прежде видели только по телевизору. А тут, в Сибири, нате вам – сдавайте норматив на время. На почве (или на снегу?) лыжных преодолений Шурочка с Геной сдружилась, даже конспектами обменивалась, и лабораторные работы делала с ним вместе иногда. Но на героя романа Гена не тянул. На него сердце не ёкало.