Гадости для радости ...и по работе
Шрифт:
Она снова свирепо зыркнула на меня взглядом -и опять уткнулась в кофейную чашку.
А у меня лопнуло терпение.
— В общем, так, Оксана Георгиевна. Либо вы сейчас же пишете Червоне сообщение, в котором признаете причиненный ущерб и обещаете его компенсировать… ну, скажем, в трехмесячный срок, за исключением террариума, который следует оплатить к завтрашнему дню, потому что меня, как офицера полиции, не радует змея, перемещающаяся без ограничений; либо я, возвращаюсь к Кирилловой, ставлю ее в известность, что отказываюсь брать на себя оплату ваших действия, и все же
Ивашура смотрела на меня, и, судя по ее лицу, была готова одновременно броситься на меня с кулаками или разреветься. И мне было ее жалко.
Но…
— Оксана Георгиевна, мы с вами встречались всего два раза — и оба раза за ваши выплески агрессии пришлось расплачиваться другим людям. И я искренне не понимаю, почему в числе этих людей должен быть я.
На Туманную, 13 я возвращался усталый и хмурый, но с чувством облегчения: вся эта история наконец закончилась.
Друг Марк получив звонок, отозвал своих архаровцев с охраны Ивашуры, радуясь, что я так удачно позвонил и той нет дома — можно благополучно свернуть аппаратуру и незаметно растаять вдали; Катька будет благополучно носить и рожать своего первенца; Оксана Ивашура, я надеюсь, найдет психотерапевта и научится сначала думать, а потом действовать…
Больше не нужно никуда бежать наперегонки со временем, а можно просто жить: нести службу, позвать на свидание любимую женщину…
Ванька, открывшая мне навстречу двери, была жизнерадостна, как домохозяйка из рекламы средства для мытья сантехники. И настолько же реалистична.
— Ну, что, все хорошо, что хорошо кончается! Вань, ты не обижайся, пожалуйста, но нам с тобой лучше расстаться. Вань… Вань, ну вот серьезно: зачем привязываться друг к другу сильней, если я все равно рано или поздно я вернусь домой. Будет же только больней, понимаешь? Вань, ну, Вань! Ну, честное слово, так будет лучше… Ну, давай, я тебе эмоциональную привязку затру, хочешь?
Я молча смотрел на Кириллову, и под моим взглядом фальшивая жизнерадостность обтекала с нее, как краска под действие растворителя.
Помолчав, она тихо и грустно сказала:
— Прости меня, пожалуйста, Иван, но так всем будет лучше. У этих отношений нет будущего. Не приходи сюда, пожалуйста, больше.
15/10
15/10
Червона
Выражение “Что за фигня?!”, отпечатавшееся на лице капитана Сокольского крупным матерным шрифтом, так и стояло у меня перед глазами, после того, как я закрыла перед ним дверь.
Закрыла, ушла в спальню — отныне холодную и пустую — и упала в кровать лицом.
Татьяна неодобрительным “Ш-ш-ш!” отреагировав на содрогание матраса, скользнула с кровати прочь.
На душе было так паршиво, что даже банковское извещение о поступивших деньгах от Ивашуры, не радовало. Ну, деньги. Ну, оплатила она разбитый ею же террариум. Радость-то в чем?
Подтянув колени к груди, я свернулась в клубочек
Паршиво.
Паршиво-паршиво-паршиво.
Ну я же как лучше хочу! Я все правильно сделала!
Я действительно могу в любой момент сорваться домой. Потому и связываться с Сокольским не хотела до последнего: нравиться-то он мне нравился, но связывать себя отношениями и связывать ими кого-то другого, когда ты в любом момент можешь собрать вещички и свалить, прямой наводкой устремившись к родной общине, это как-то… Эгоистично. Жестоко и некрасиво.
Вот не хотела связываться — и не надо было! А я потакала своим прихотям, и в итоге получилось, как получилось — жестоко, эгоистично и некрасиво.
Зло пнув саму себя мысленно, я закуталась в кокон из одеяла, и затаилась, стараясь не шмыгать носом.
Когда молоденький наг отделяется от общины, сначала ему приходится тяжело, но он постепенно змейская сущность адаптируется, привыкает жить без эгрегора — и со временем нагу становится все легче. В какой-то момент, он доходит до состояния, когда практически перестает замечать давление мира вне общины. Нет, он, этот мир вне общины, давит на плечи, но жизнь вообще штука, в которой полно давления, и к этой тяжести мира на плечах оказывается вполне возможным привыкнуть. И чем наг сильнее сильнее, тем привыкнуть ему легче.
И какое-то время наги живут, встраиваются в человеческий социум, расширяют свой кругозор, получают опыт. Получают образование. Делают карьеру. Развиваются.
И все это время вместе с ними растет их магическая сила.
Такова наша природа: мы прибываем силой всю жизнь, неспешно, но неизбежно, и даже если ты совсем, совсем-совсем не используешь магию, ты все равно постепенно прирастаешь в магической силе — и в какой-то момент магическому существу становится плохо в не магическом мире. Неуютно. Тошно. Невыносимо.
И чем наг сильнее, тем быстрее это происходит.
Снаружи это выглядит так, будто востребованный специалист с успешной карьерой вдруг бросает все, подводит работодателя и коллег, увольняется и уезжает в деревню, закапывать в землю свой успех.
Старшие рассказывали, как это выглядит изнутри.
Как будто внутри у тебя что-то зудит, и никак невозможно избавиться от этого зуда. Это зудит магический источник, и его не почесать и мазью не помазать. Можно только терпеть — либо же дать источнику то, что ему нужно: насыщенный родной фон. Постепенно это чувство нарастает и усиливается, дополняясь по мере развития, прочими неприятными эффектами: плохой сон, раздражительность, нарушение внимания…
Один из наших в такой ситуации решил терпеть: он был военным и до очередного звания оставалось всего ничего, не больше полугода. А магической силы он особой никогда не имел, и потому уж шесть месяцев рассчитывал продержаться…
Продержался два. Из армии увольнять его пришлось с помощью наших видовых штучек: по месту несения им службы поехали наши старухи, в составе малого Круга, чтобы убедить командование не признавать капитана дезертиром, а комиссовать по состоянию здоровья в результате нервного срыва…