Гадюка в сиропе
Шрифт:
– Пить хочу.
– Потерпи до дома.
– Сейчас хочу, купи колу.
– Где?
– В ларьке.
Пришлось раскошелиться на банку. Выдув содержимое примерно наполовину, девчонка выбросила остальное в ближайший сугроб. Я не выдержала:
– Ну зачем? Там же еще осталось!
Она уставилась на меня круглыми глазами.
– Я не хочу больше, нести, что ли, в руке до дома?
– Надо было пакетик сока купить, он меньше.
Девчонка хмыкнула:
– Подумаешь, сто грамм воды вылилось!
– Но
– Мы что, нищие?
В переходе она затормозила у ларька с игрушками и восторженно взвизгнула:
– Ой, какая прелесть! Купи!
Я проследила за ее пальцем, указывающим на плюшевую собачку, и, решив не потакать капризам, категорично отрезала:
– Никогда!
– Почему? – оторопела Лиза.
– Денег нет.
– Как – нет?
– Кончились.
– Почему кончились? – недоумевала девочка.
– Потому что все вышли. Ты что, не знаешь, как деньги заканчиваются?
– Нет, – совершенно искренне ответила она и добавила: – У папы они всегда есть.
– Папа умер, – жестко сказала я. – Нам надо жить по средствам.
– А-а, – протянула Лиза и уточнила: – Значит, не купишь?
– Нет.
Из глаз девчонки полились крупные слезы, но я не дрогнула и всю дорогу до дома слушала душераздирающие всхлипывания. Ужинать Лиза не стала и демонстративно удалилась в детскую. Я решила сделать вид, что ничего не произошло, и крикнула:
– Чисти зубы и укладывайся!
– Не буду, – донеслось в ответ.
Я поставила чайник и вытащила тетрадь для расходов. Трачу не свои, следует аккуратно записывать. Итак, тысяча рублей отдана адвокату на передачу…
– Зубы почищу, только если принесешь собачку, – сказала Лиза, просовывая голову в кухню.
– Бога ради, не чисти.
Она удивилась:
– Ты не настаиваешь?
– Зачем? Твои зубы – тебе с ними и мучиться, начнется кариес…
– И тебе все равно?
– Абсолютно, – заверила я ее. – Мне со своими забот хватает.
– Есть хочу!
– Возьми в холодильнике.
– Дай!
– Извини, я занята.
Лиза разинула рот:
– Чем?
– Своими делами. Думаю, будет правильно, если ты мне сделаешь чай и бутерброды.
– Я тебе? – обомлела она.
– Конечно. Приготовь повкусней и отнеси к телевизору. Закончу писать, и посмотрим фильм.
– Вместе? – вновь остолбенела девчонка.
– Конечно. Попьем чайку, поболтаем.
– Со мной никто не пил чай у телика, – пробормотала Лизавета.
– Да? А вот мы с Кирюшей частенько баловали себя таким образом.
– Кто это – Кирюша?
Решив не вдаваться в подробности, я ответила:
– Мой сын.
– А с кем он сейчас?
– Уехал в Америку со своей матерью.
– Как это? – изумилась Лиза. – Твой сын уехал со своей матерью?
Я
– Потом объясню, а сейчас сделай милость, не мешай. Видишь, деньги считаю.
– Ты же говорила, что их нет!
– На игрушки нет. Это на еду.
Лиза обиженно засопела. Я вновь взяла калькулятор, краем глаза наблюдая, как она вытаскивает из холодильника сыр. Потом она несколько раз пыталась привлечь меня к приготовлению еды, вскрикивая:
– Лампа, отрежь масло!
Или:
– Где лежит хлеб?
Но я не поддалась на провокации. Вмешалась только один раз, когда увидела, что Лиза пытается залить пакетик с «Ахматом» чуть теплой водой, а не крутым кипятком.
Примерно через полчаса мы сидели у нее в комнате. Перед нами на тарелочке лежали чудовищного вида бутерброды. Огромные, толстые, кое-как отрезанные кусищи белого хлеба, обмазанные сливочным маслом. Сверху красовались ломти сыра размером со словарь иностранных слов. В качестве украшения Лиза пристроила сверху крохотную веточку увядшей петрушки. И это желание украсить еду тронуло меня до глубины души.
Программа не обещала ничего хорошего, и мы, выбрав кассету про суперумного поросенка, уставились в экран. Лиза радостно хохотала, я улыбалась и пыталась доесть сырно-масляно-хлебную гору. Девочка-то неплохая, только очень избалована и ничего не умеет делать, да и откуда взяться навыкам, если ей до сих пор все подавали.
Около одиннадцати она безропотно умылась и легла. Я отметила, что она сама разобрала кровать, а не призвала меня, и крикнула:
– Спокойной ночи!
В районе полуночи мне захотелось пить, и я пошла на кухню, в комнате девочки раздался вздох.
– Ты не спишь? – удивилась я.
– Нет.
– Почему?
Лиза шмыгнула носом и промолчала. Впрочем, понятно, она привыкла укладываться около часу. Я вошла в детскую и велела:
– Давай спи спокойно.
– Меня папа всегда на ночь целовал, – прошептала она.
Я наклонилась и обняла девочку. Пахло от нее, как от шестимесячного щенка, – молоком, шампунем и чем-то приятным. Вспомнив наших мопсих Аду и Мулю, я вздохнула. Интересно, почему Разумовы не завели животных?
– Спи, детка, все будет хорошо.
Лиза напряженно сопела, потом попросила:
– Спой мне песенку.
– Песенку?
– Да, – прошептала девочка. – Анна Ивановна иногда уложит Ваню и ко мне заходит, колыбельную поет.
Я растерялась. Если чего и не знаю, так это колыбельных. Кирюшка никогда не просил ничего такого. Он любит перед сном поболтать о головоломках и кроссвордах. Вдруг из глубин памяти выплыли слова, и я невольно запела:
– Ай баю, баю, баю, не ложися на краю, придет серенький бычок, схватит Лизу за бочок, баю бай, баю бай…