Гадюки в сиропе или Научи меня любить

Лоренс Тильда

– Что ж, давайте поговорим, Ланц, – насмешливо протянула женщина. – Прошу в кабинет. А ты, – взгляд её переметнулся в сторону дочери. – Марш на уроки, и чтобы я тебя до конца учебного дня не видела, иначе пеняй на себя.

– Она не ваша собственность, – прошипел Дитрих, проходя мимо Кристины. – Так что не указывайте, как ей поступать.

– Рот закрой, мерзкий крысеныш, – ответила Кристина так тихо, что услышал только он.

– Да прямо сейчас, уродливая крыса, – отозвался Дитрих.

Так же тихо, под стать своей собеседнице.

Ему в

этот момент было наплевать на все нормы поведения. На войне все средства хороши. Если директор позволяет себе такие высказывания в адрес учеников, то почему же он должен держать эмоции в кулаке и на откровенное хамство отвечать молчанием? Она первая начала, не он. Так что пусть теперь выслушает все, что он о ней думает.

Дитрих, конечно, был наслышан о том, что родители редко бывают довольны выбором своих детей, и, по идее, ему не следовало обострять ситуацию, но он уже не мог сдерживаться. Эта мерзкая сука его достала.

И пусть он потом вылетит из школы, главное – он выскажет ей в лицо все, что думает о ней, получив при этом огромное моральное удовлетворение.

Все его планы полетели в пропасть. Он хотел показать себя пай

мальчиком, но вместо того, чтобы прыгать на цырлах перед директрисой, тут же начал хамить. Кристина сама его спровоцировала, вновь начав командовать дочерью, помыкать ею, как феодал вассалом.

Живут они в свободной стране, имеют право делать все, что угодно их душе, в рамках закона, естественно. И, кажется, Дитрих не видел в законе пункта, запрещавшего молодым людям целовать своих девушек.

У кабинета Дитрих притормозил и обернулся. Люси уже на месте не было. На её месте, сложив руки на груди, стояла Кристина. Провожала взглядом Люси, направлявшуюся к лестнице. Даже сейчас пыталась контролировать.

С каждой минутой эта женщина вызывала у Ланца все больше отвращения.

*

Он расположился в кабинете со всем комфортом. Не дожидаясь приглашения, сел в кресло, стоявшее напротив директорского. Был порыв позлить мерзкую бабу, закинув ноги на столешницу, но Дитрих сдержал свои не самые благородные порывы.

С прошлого раза здесь ничего не изменилось. Все та же аскетичная обстановка, минимум мебели, какие

то идиотские фотографии в рамках на столе. Стоят вполоборота, чтобы каждый желающий посмотрел на то, с какими людьми знакома Кристина. На самом деле, так себе люди. Не особо известные личности. Местные знаменитости, чиновники не самого высшего ранга. Но Кристине казалось, что эти фотографии добавляют ей солидности, потому и выставила их на всеобщее обозрение.

А еще грамоты в рамках, награды, какие

то благодарственные письма в адрес школы. Сплошная показуха, не более того. Зато ощущение собственной важности, наверняка, усиливают.

Такие люди, как Кристина, однозначно, только и делают, что занимаются самолюбованием, да и лучшим комплиментом для них будет не что иное, как высказанное восторженным голосом: «В будущем я хочу быть, как вы».

Стоит

только сделать такое заявление, и они тут же расплывутся в улыбке, а человек, польстивший им, станет на веки вечные лучшим другом.

Дитрих явно выбрал не ту тактику для налаживания диалога. Ему в итоге ничего не светило, кроме усиления ненависти со стороны мисс Вильямс.

Стояла в коридоре до тех пор, пока Люси не скрылась из вида. Только потом соизволила пройти в кабинет, обошла вокруг стола и грациозно опустилась в кресло.

Она смотрела на него, как удав на кролика. Старательно гипнотизировала, словно пыталась заглянуть в душу своему ученику, проникнуться его мотивами, понять, чем же он руководствуется в своих поступках. Почему вдруг решил кинуться на защиту Люси, словно она… Словно она, на самом деле, что

то для него значила, а не была очередным развлечением на пару дней, пока не наскучит. Пока не найдется другая на все готовая дурочка, только более привлекательная и не такая скованная, как Люси.

Кристина скептически относилась к своей дочери.

Любила, конечно, пусть любовь эта и выражалась своеобразно, но, тем не менее, трезво смотрела на вещи и никогда не вбивала дочери в голову мысли о том, что она прекрасна и неповторима. Скорее, пыталась убедить в обратном. Говорила, что в мире очень много красивых женщин, и Люси даже в первую сотню не входит. Обычно принято говорить дочерям, что они – самые красивые в мире. Многие матери так делают, но Кристина не собиралась обнадеживать дочку. Она знала, что красота – это всего лишь бонус. Её легко утратить, она быстро проходит. Ставку в жизни нужно делать на нечто иное, но никак не на физическую привлекательность.

Любовь тоже в список приоритетов молодой женщины не входит. Эту истину Кристина активно вбивала в голову дочери, но, видимо, та плохо слушала мать. Урок прошел мимо, и сейчас перед мисс Вильямс сидел тот, кого Люси по своей молодости и неопытности решила записать в графу «моё будущее».

Будущее нагло ухмылялось, глядя в глаза Кристине, и даже не пыталось отвести взгляд. На губах его играла косая ухмылочка. Волосы вновь были собраны в хвост, а одна широкая прядь выпущена, закрывая левый глаз. К одежде в этот раз у директрисы претензий не было. Дитрих не позволил себе ничего лишнего. Школьная форма; выглаженная и накрахмаленная рубашка, казалось, притронься к воротничку, и он захрустит под пальцами, брюки с идеальными стрелками, начищенные ботинки, а не те новомодные сапоги, что раньше.

– Ну, что же вы молчите, госпожа директор? – спросил Дитрих, опершись локтем на стол и подперев ладонью подбородок. – Кричать на беззащитную девушку в коридоре, при свидетелях, вы горазды, а сказать что

то, находясь наедине со мной, не можете. Дар речи покинул или придумываете, как больнее уколоть?

– А вы забываетесь, Ланц, – ответила Кристина, вернув себе былое самообладание.

– Позвольте узнать, в каких моментах.

– Во всех.

– Могу я кое

что уточнить?