Гаджет. Война Феникса
Шрифт:
– День третий, – Гордон был все еще бодр и весел, но под глазами инженера начали появляться тени. – Сегодня я померил температуру Била, проверил его кал и мочу. Животное выглядит великолепно, однако, когда я попытался вынуть нейрофон из его уха, у меня ничего не вышло. Странно, но устройство погрузилось в слуховой проход настолько глубоко, что вытащить его самостоятельно попросту не представляется возможным. Сегодня я позвоню моему старому приятелю, Фергюсону, он ветеринар с обширной и продолжительной практикой. Он мне поможет.
– День четвертый, – инженер был хмур и растерян. На его щеках проступила щетина, а тени под глазами
– День пятый, – на Питера смотреть было больно. Весь дерганый, нервный тик искажает уголки глаз, тени под глазами больше похожи на кляксы. – Это пятый день эксперимента, и мысль о снятии нейрофона не дает мне покоя. Я не могу ни спать, ни есть. Я буквально насильственно впихнул в себя, да, именно впихнул, два сэндвича и запил их чаем, крепким и сладким, чтобы мозг работал быстрей. Когда я попытался снять устройство, то тоже не смог его увидеть. Оно глубоко внутри моей головы. Мне нужна помощь, как медицинская, так и психологическая. Сегодня приедет Фергюсон.
– Извините за небольшую задержку, – на этот раз Гордон был чисто выбрит, свеж, но так же нервозен. Рядом с ним сидел блондин с прямым, почти под линейку носом, густыми бровями, сросшимися на переносице, и тонкими, будто нити, губами. – Я отсутствовал неделю, и обстоятельства были крайне уважительные. У меня был нервный срыв. Мой друг, Фергюсон, попытался извлечь гаджет из моего уха, но вместо этого я напал на него. Слава богу, он боксер и вырубил меня с одного удара. Передаю слово ему.
Блондин на экране хмуро кивнул.
– Я Билл Фергюсон, провел операцию по извлечению из правого уха Питера Гордона устройства под названием нейрофон и могу утверждать, что, помимо психического воздействия, оно активно вступает в физический контакт. Вот снимки, которые удалось получить.
На экране мелькнул снимок чего-то расплывчатого.
– Скажу одно, – Гордон хмуро кивнул. – И это может показаться вам бредом, но в голове у вас нечто такое, что может только присниться в кошмаре. Привыкание зависит от моральной составляющей и того, насколького глубоко проникнет вам в голову эта дрянь.
Прохоров пощелкал по папкам, но больше видеофайлов не нашел.
– Где остальные файлы?
– Нету, – Краш уже пришел в себя и теперь раскачивался из стороны в сторону, на манер маятника, постоянно рискуя упасть. – Это все, что я смог найти.
– Рассказывай.
– Что?
– Все. Твоя версия. Как ты нашел Гордона, что он от тебя хотел. Зачем ты обыскивал его труп и почему ты вообще тут сидишь, такой бешеный?
История Ивановича была захватывающей.
Халтуры у Краша были простые, в основном связанные с ревнивцами, желавшими покопаться в личной переписке своих супругов. Эта категория людей щедро платила за услугу, и двух-трех шабашек в месяц хватало, чтобы не «протянуть ноги» с голоду. Краш был анонимом, полным, абсолютным. За те долгие годы, что он скрывался от бандитов, он научился виртуозно заметать следы в сети либо не оставлять их вовсе. Были у Ивановича и принципы. Он не лез на рожон, отказываясь от корпоративного шпионажа, и пуще смерти боялся «халтур», связанных с правительственными и частными некоммерческими организациями.
Однако время шло, принципы менялись, Краш пересмотрел свои действия в прошлом, стал мягкотел и ударился в альтруизм. Именно на этой почве он и смог повстречаться с Питером Гордоном. Теневой интернет дает много, и многое может отнять. Все, находящиеся там, прячась за маской анонимности, несмотря ни на что продолжают оглядываться. Гордон искал исполнителя, Краш подработку. Инженер не хотел, чтобы продуктом, коему он позже даст гордое название «Феникс», занимался кто-то из его друзей и знакомых. Слежку Питер почувствовал сразу. Несколько человек, работавшие с ним над новым устройством, пропали или попросту отказались от этой идеи в одностороннем порядке.
– Он рассказал мне о нейрофоне, – пояснил Краш.
– И ты не поверил?
– Верно. Фантастика какая-то. Лезет в мозг, смешивает реальность с виртуальностью так, что и вовсе не отличишь. Какой-то электронный вариант наркотика. Но так я думал с самого начала. Я начал бродить по сети, искать информацию и пришел в ужас от того, насколько глобальна проблема. Хотя нет, это нельзя назвать так. Эпидемия, пандемия, экспансия, мор, чума, – вот что приходит с нейрофоном в прямом и переносном смысле. Есть прямые подтверждения того, что у людей менялись моральные принципы, они становились способными сделать то, о чем бы раньше и в бреду не помыслили. Насилие над животными и людьми, пытки самой извращенной формы, вплоть до убийства. Я забил тревогу, но вмешалась третья сила, и мне пригрозили. Мол, если не перестану, то не жить мне. Они даже назвали тот район, откуда я выходил в Интернет, и это напугало меня до чертиков.
С Гордоном, впрочем, я работать не перестал. Мы просто изменили способ связи. Раз в неделю я ездил в город, заходил в интернет-кафе, и мы общались по скайпу. Питер нашел временное средство борьбы с нейрофоном, даже для самых запущенных случаев. Через день ты можешь расстаться с гаджетом, через неделю ты не сможешь от него отказаться по идейным соображением, а через месяц ты его раб настолько, что только хирургическим способом его и можно удалить. И не это самое страшное, нейрофон вроде паразита, он способен работать на полную катушку только при вживлении в мозг, и если извлечь его оттуда, то у пациента всего два пути: на кладбище и в дурку. Гордон нашел единственное слабое место гаджета.