Гагарин и гагаринцы
Шрифт:
Тайна истоков мужества жила и в этих старинных стенах. Сколько присяг они слышали, сколько горячих сердец билось здесь пламенно и трепетно в такой же вот день! Юрий Гагарин знал — этот день с ним будет всегда.
Это свидание с Героями тоже было присягой на верность Родине.
— Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик…
Под гулкими сводами большого зала училища торжественно звучали слова воинской присяги. Мальчишки становились мужчинами, солдатами.
Немногим более полувека назад в старинном русском городе Калуге гениальный провидец межзвездных полетов Константин Циолковский сказал, что «человечество не останется вечно на земле, но в погоне
О ДОБЛЕСТИ, О ПОДВИГАХ, О СЛАВЕ…
Ровно в полночь впервые с оружием в руках Юрий Гагарин стал часовым у знамени. Этой чести он ждал давно. Стоял неподвижно, вслушиваясь в тишину ночного училища. У этого знамени стояли и те, чьи имена начертаны в Книге славы.
В ночном безмолвии они вдруг будто завели с ним разговор. Он почти видел их суровые лица, различал их голоса.
Громов: Что знаешь ты, парень, о мужестве летчиков?
Полбин: Знаешь ли, что почти каждый день в своей жизни мы берем с боя?
Серов: Что погибаем, недолюбив и не понянчив внуков?
Юмашев: Но людям остаются не только наши имена, наша слава — для людей.
Бахчиванджи: И не думай, что мы жалуемся на свою судьбу. Вернись к нам наши жизни, мы повторим их по-прежнему.
Девятаев: Нам и тебе повезло родиться на этой земле. Много знаменитых судеб дала наша Родина миру….
Гагарин слушал их, затаив дыхание.
Что же такое судьба летчика? Во имя чего такие жертвы?
Нелегкая задача — рассудить самому, чтобы потом твердо идти к цели. Тогда и кирзовые сапоги, и портянки, и солдатская шинель — это только начало, и привыкнуть к ним будет проще.
Опять к нему вернулся из славной галереи героев молодой генерал Иван Полбин.
Полбин: Спрашиваешь, во имя чего многие из нас погибли так рано? Во имя жизни. Не мы виноваты, что самолет превратился в орудие смерти. Я рано стал генералом. Строжайшим приказом запретили мне боевые вылеты. Что толкнуло меня на последний взлет?
Нужно было вылететь самому, чтобы не гибли люди в последние дни войны. Фашисты засели в дзотах и стреляли, стреляли, насмерть косили наших. Туда уже улетело много ребят — и не вернулось. Я не хотел посылать больше… Я знал, что сам-то их точно разбомблю. Я был опытней других. Всю войну летал на пикирующих бомбардировщиках. Накануне мы отпраздновали мое сорокалетие. У меня родилась дочь, которой я еще не видел. И она уже говорила: «Папа». Я был в ответе и за нее. Да, братец, жить я еще очень хотел. Но было дело, которое превыше всего. Дело, доверенное мне, генералу, народом. Понимаешь? Мне верили. Вот почему я вылетел, несмотря на запрет: «Полбину не летать».
Слушай, парень, я погиб в канун Дня Победы. Но я приблизил ее, может, на несколько минут и спас сотни жизней. Их тоже четыре года ждали матери, жены, любимые. Правда, моя дочь так и не увидела меня…
Готов ли ты к этому? Хорошенько подумай, прежде чем тебе доверят штурвал самолета…
Когда пришел разводящий с новым часовым, чтобы сменить его с поста, им улыбнулся человек, который сумеет достойно распорядиться жизнью.
ТВОЙ МИЛЫЙ ОБРАЗ
Саратовцы поначалу держались вместе. Так и пошли гурьбой в свое первое увольнение. Правда, скоро стайка распалась на группки по двое, по трое. Ту, в которой очутился Юрий, понесло в воскреснем потоке по главной улице Оренбурга — Советской.
Модницы щеголяли здесь нарядами, старушки гуляли об руку с подругами. Торопливо
Курсанты с усердием читали строки, отлитые на мемориальных досках, которые рассказывали о том, что старинный русский город имел честь оказать гостеприимство Александру Пушкину, Льву Толстому, Владимиру Далю.
Они разглядывали островерхие мечети, караван-сарай — Оренбург стоял на стыке торговых путей из Европы в Азию.
Вдруг им навстречу из толпы вынырнул Юра Дергунов. «Интересный человек», — уже в первые дни определил Гагарин.
Разбуди его ночью — расскажет о любом знаменитом летчике. С первой до последней викторины в училище призы брал он. В его памяти вмещалось, кажется, все: кто совершал первые дальние перепеты по стране и кто вслед за Чкаловым полетел через Северный полюс в Америку, кто первым поднялся в небо на реактивном самолете, в чем был секрет воздушного боя эскадрильи Покрышкина. В столовой, по дороге в казарму, когда чистили и смазывали карабины, он мог неожиданно ошарашить вопросом:
— Когда поднялся в небо первый реактивный самолет?
Он был общепризнанным эрудитом не только в вопросах авиации. Даже в бане, намыливая крепкую гагаринскую спину, донимал его:
— Считаю до трех… Назови первых советских кинорежиссеров и их фильмы. Асов кино, так сказать… Например, Протазанов. Что он снял?
Юрию щипала глаза мыльная пена. Он хмыкал недоуменно, морщился и мужественно пытался припомнить, что же снял Протазанов…
Помучив его вдоволь, второй Юрий дарил милостью:
— Ну, например, «Бесприданницу» ты видел? А «Праздник святого Иоргена»?
Тяга их друг к другу была взаимной. Вот и сейчас он подкинул Гагарину вопросик:
— Кто такая Марина Козолупова?.. Она из Оренбурга.
Выждал паузу и сказал:
— Не напрягайся, все равно не вспомнишь. Это — не летчица.
И увлек его за собой, на ходу рассказывая:
— Понимаешь, подошел к премилой старушке у театральной кассы и спросил ее, как быть солдату, который в увольнении бывает не часто. Куда ему податься в первую очередь? Она чуть не прослезилась от радости и почти бегом повела меня в филармонию. А по дороге рассказала все о ее создателях и солистах. Запомни и ты, что Марина Козолупова — знаменитая виолончелистка, первая женщина Советского Союза, которая стала победительницей международного музыкального конкурса… Я не мог не доставить старушке еще одну радость, и на ее глазах взял два билета на сегодняшний концерт. Бежим, — скоро начало.
— А что там сегодня, Юрка? — допытывался Гагарин.
— Увидим…
Так они очутились в филармонии. Чуточку опоздали и поэтому не сразу разобрались, что за концерт идет.
Уже кому-то аплодировали, когда друзья уселись на свои места. На этот раз и Дергунов ничего не знал ни о композиторе, ни о певице. Каччини жил три столетия назад. Девушка в белом, ниспадающем до пола платье исполняла его «Аве Мария».
Под сводами старинного здания звучала причудливая, томительно-нежная мелодия, и столько в ней было скрытой мольбы о счастье… Потом, словно продолжая затаенную в музыке мысль, другая, не менее красивая, на их взгляд, актриса, вышла к самому краю сцены и стала читать стихи: