Гагаузы в Молдове и Беларуси: грани идентичности и стратегия самосохранения
Шрифт:
Удалось выяснить, что в д. Ленино живет священник-гагауз с семьей, но при этом нам не назвали ни его фамилии, ни телефона. И дальше мы стали искать его контактные данные через исполкомы и сельсоветы, прося телефон священника-гагауза. Там знали о том, что их священник – гагауз по национальности и предложили имеющийся у них номер телефона его супруги (матушки). Так мы связались с отцом Грек [10] Василием Владимировичем – настоятелем храма в д. Ленино Добрушского района. Затем он поделился с нами номерами телефонов двух других знакомых. Ну а потом поиск респондентов несколько облегчился, так как у каждого опрошенного мы просили номера телефонов живущих там соотечественников, с которыми они общаются.
10
При
Постепенно список респондентов дошел до 47, что для данного исследования (и при условии, что гагаузы в Беларуси – это очень малочисленная и дисперсно проживающая группа) представлялось достаточным для систематизации и анализа собранного материала. Ввиду того, что автор данной монографии является этнофором, это позволило установить доверительный контакт с соэтниками и собрать полные сведения об их жизни и особенностях адаптации в стране постоянного проживания. Важным было то, что в целом опросом были охвачены Минск, некоторые областные или районные города и все области Беларуси (Минская, Брестская, Гомельская, Витебская, Могилевская, Гродненская). Были опрошены как жители городов, так и деревень, как с высшим образованием, так и со средним специальным. (Возраст, пол, регион проживания, дата переселения и другие данные представлены в приложении «Список информантов».)
Поскольку форма опроса респондентов представляла не просто углубленное, а глубинное интервью, то по всем интересующим нас областям был получен обширный материал, что позволило довольно полно представить жизнь и стратегии адаптации 1-й и 2-й волн гагаузов в Беларуси. Помимо опроса первого поколения гагаузов Беларуси, мы по мере возможности проинтервьюировали и представителей второго поколения, чтобы выявить значимость для них этнической идентичности, знание гагаузского языка и др. С целью собрать данные об известных соэтниках, которые внесли большой вклад в социально-экономическое развитие Беларуси, но которых уже нет в живых, мы опросили членов их семей (из тех, кто согласился дать интервью). В связи с вопросом о вкладе гагаузов в развитие Беларуси отметим, что оценить его в полной мере можно, зная лишь общую численность в мире представителей этого этноса (около 200 тыс.).
Ввиду того что у данной региональной группы гагаузов принципиально иные характеристики (о которых мы писали выше), то и направленность предпринятого нами исследования в большей степени отражает одно из направлений социологии – этносоциологию. Автором был подготовлен опросник, позволяющий вести с респондентом свободную беседу в рамках определенных тем (полуформализированное интервью). Он включал в себя вопросы, связанные с установлением причин миграции и выбора страны проживания, степени адаптации и восприятия страны проживания, функциональной значимости родного языка и частоты поездок на Родину, востребованности контактов с родственниками и соотечественниками, планов на будущее и т. д. В ходе сбора полевого материала данный опросник постоянно корректировался и дополнялся с учетом новых полученных сведений.
Для анализа значимости этнической идентичности и процесса интеграции важным представлялось установить отношение гагаузов Беларуси к понятиям «Родина» и «родной язык». Степень адаптации представителей данной этнической группы в стране проживания анализировалась нами по ряду критериев: насколько комфортно они себя здесь чувствуют, насколько долго они здесь живут, насколько полно включились в процесс интеграции, как и каким образом идентифицируют страну проживания, включение местного населения в круг знакомых и родственников, и др. В ходе интервью респондентам задавались также вопросы, позволяющие установить: уровень языковой компетенции (в какой мере они владеют родным и другими языками), речевого поведения (язык общения дома между родителями и детьми, с друзьями и знакомыми, на работе;
Отметим, что сбор полевого материала осуществлялся нами и по другим тематическим блокам (авто- и гетеростереотипы; стратегии адаптации, сохранность блюд национальной кухни, народных традиций и праздников, семейных норм и ценностей, выбор брачного партнера; межнациональные отношения и др.), анализ которых, ввиду ограниченного объема книги, будет представлен в следующей монографии.
Пользуясь возможностью, автор благодарит всех информантов, которые откровенно поделились с нами своими личными ощущениями и внутренними впечатлениями, рассказав о своей жизни в стране проживания. Оказанное ими доверие налагает на нас большую ответственность, в связи с чем в отдельных случаях при цитировании мы не указывали в работе даже их инициалы. То что они согласились общаться и раскрылись, здесь, несомненно, сказалось происхождение автора, который по национальности – гагауз.
Благодаря тому, что респонденты пошли на контакт и были в достаточной степени открыты, это позволило не только получить объективные данные и осуществить задуманное нами научное исследование, но и сохранить в истории имена и память о тех гагаузах, которые, оказавшись по воле судьбы за пределами своей Родины, вносят свой вклад в социально-экономическое развитие Республики Беларусь – страны, ставшей для многих из них второй Родиной.
Нельзя не сказать и о том, что за пределами своей Родины гагаузы гордо несут свою этничность, достойно трудятся, гордятся своим народом и своим происхождением, делая все возможное для того, чтобы о них шла хорошая слава. И надо сказать, что местное население, видя их трудолюбие, хозяйственность, открытость и ответственность, относится к ним с большим уважением.
1.3. Этнорегиональный и междисциплинарный подходы в изучении культурогенеза гагаузов: состояние проблемы и результаты научных исследований
1.3.1. Понятие «этнокультурный код» в контексте значимости изучения культурогенеза гагаузов
Существует немало работ, в которых исследователи разных направлений дают свою трактовку понятию «культурный код». По мнению одних из них, «коды – это некая несущая конструкция, которая позволяет всему “зданию культуры” конкретного этноса сохранять прочность в течение длительного периода времени, а ее носителям (представителям разных поколений) глубоко осознавать свою неразрывность с родной культурой, поддерживать чувство этнокультурной идентичности» [Аванесова, Купцова, 2015, с. 28–37].
Многие лингвисты делают акцент на значимости семиотической системы, языка и языковых единицах как способе символизации окружающей действительности [Киреева, 2015]. Нередко культурный код рассматривается ими как знаковый носитель картины мира или как сама картина мира. Более того, в последние годы процесс обучения иностранным языкам все чаще строится на сравнении культурных кодов [Лаенко, 2015, с. 121–125]. В них видят этнолингвистический источник изучения как этнической, так и региональной картины мира [Баянова, 2014]. Это свидетельствует о том, что в структуре языка и в семантике его единиц ярко отражаются особенности мышления каждого отдельного этноса и характерные для него способы познания внешнего мира.
Ряд исследователей большее значение в культурном коде придает регулятивным функциям [Аванесова, Купцова, 2015, с. 28–37] как способу трансляции знаков и смыслов, «прописывающих» соблюдение определенных установок и моделей поведения.
Другие ученые, рассматривая культурный код как «многочисленные, взаимопересекающиеся, пронизывающие текст, порой трудно уловимые, но реально существующие, словесно выраженные темы, мотивы, которые выполняют знаковую (символическую) функцию в процессе общения» [Савицкий, 2020, с. 41], акцентируют внимание на обусловленности культурных кодов этнической спецификой.