Галактическая баллада

Манов Эмил

Не просовывайте руки между прутьями решетки"... Странное существо опять сжалось в своем углу и больше не издало ни звука.

Я не знал, что и думать. Что это за фантастический зоопарк?

Может, какой-то особый эргонский цирк - со всеми этими зубчатыми стенами и стражей, охраняющей его, и сердитым неулыбающимся эргонцем в клетке? Или же я присутствовал на какой-то драматизации анекдота, чисто фелиситеанского, который я пойму лишь после того, как мне его объяснят? Или животные на Эргоне действительно обладают даром слова и имеют обманчивую внешность эргонцев? Почему бы и нет, в конце концов? Во Франции у меня было достаточно соотечественников, которые, наоборот, удивительно походили на жи.вотных и даже не сердились, когда их называли лисами, верблюдами, шакалами,

гиенами, свиньями, обезьянами и т. д. Кроме того, я вспомнил, что ведь земные животные поддавались дрессировке, и, в свою очередь, необыкновенно точно изображали человеческие привычки и характеры. Был на моей Рю де ля Гер старый фокстерьер, оставшийся уже без зубов, но ужасно привязанный к своей фокстерьерке; когда уличные собаки собирались около нее, чтобы поухаживать, хорошо воспитанный фокстерьер не лаял и не бросался в бой, а только тихонечко скулил, ожидая, пока утихнут страсти. Однажды утром его хозяин мсье Дрюон нашел его в бочке с водой, которую привратник держал возле лестницы. Все спрашивали, что за злодей убил хорошую собаку, но мсье Дрюон был уверен, что собака утопилась добровольно, потому что сам мсье Дрюон имел привычку оставаться в спальне и плакать, когда его жена ночью, тайно уходила вниз спать с привратником. Единственным различием между Дрюоном и его фокстерьером было то, что сам он не утопился, а продолжал работать ментором в Институте поощрения брака и рождаемости... Бывали и более удивительные случаи. Однажды в цирке "Патриотическая лига" я наблюдал сеанс с дрессированным дельфином, плавающем в стеклянной ванне. Дельфин в совершенстве владел французским языком. Он поднимал голову над водой, рассказывая соленые анекдоты, а под конец заявлял, что более умного дельфина, чем он, не найдется в целом океане и что он единственный смог бы навести порядок в дельфийских делах: для этой цели ему нужны только несколько подводных лодок, снабженных гарпунами и крепкими рыбацкими сетями... После сеанса я спросил дрессировщика, как ему удалось достичь таких блестящих результатов. Он заявил, что это не стоило ему почти никаких усилий. Просто около ванны был установлен радиоприемник и дельфин каждый день слушал речи Президента.

Эти примеры заставили меня поверить и в животное происхождение существа, которое ругалось на эргонском языке.

Во второй клетке обитало существо, на вид очень грубое, но совершенно кроткое. Его взгляд выражал тихую печаль. (Эти существа не улыбались, что окончательно убедило меня, что они только внешне похожи на эргонцев, но ими не являются). Оно просто сидело на полу, отказываясь есть подброшенную пищу и монотонно повторяло, что сексаменю гастрономической декады ему не нравится, потому что не содержит в достаточном количестве белков. Из публики ему возражали, пытаясь его раздразнить, но оно только пожимало плечами: "Я готовил секса- и септаблюда и я знаю, что в них есть и чего нет. Я поставил об этом в известность Доорство". Последнее выражение больше всего смешило зрителей.

Мы перешли к третьей клетке. Здесь зрелище было куда более занимательное. Клетка была просторная, меблированная столиком и креслами. Имелось даже какое-то подобие камина, в котором горели натуральные поленья - совсем по-английски!.. Полукругом у камина сидели с трубками во рту несколько существ также совершенно голых, но они, судя по поведению, изображали джентльменов. Джентльмены были заняты обсуждением важного вопроса.

– Мы должны признать, что на последнем диспуте бросали мяч очень невнимательно, - говорило одно из существ-джентльменов.
– Все мы по разу пропустили мяч и теперь совершенно заслуженно находимся здесь. Просто мы забыли о дырах в полу... Но думаю, если мы напишем коллективное прошение...

– Глупости!
– воскликнул другой джентльмен.
– Такое прошение само по себе уже является признаком тяжкой девиации, Вы, кажется, горите нетерпением полететь на Селену-2? Я - нет. Благодарю.

– Но, в таком случае, как мы могли бы выйти из этой клетки?

– Меня осенила идея, - вмешался третий джентльмен, пуская колечко дыма к потолку.
– Очень просто.

Нам нужно уменьшиться до размеров средней мыши, не больше, и пролезть между прутьями решетки. Уменьшение роста будет выгодно нам и в другом отношении: мы не будем мешать движению на улицах и никого не будем раздражать - ни дооров, ни охахохов. Будем мельтешить в ногах у населения и все.

– Нет, - сказал четвертый, вытягиваясь поудобнее в кресле.
– Я настаиваю на своем предложении стать невидимыми. Это - единственный способ выбраться отсюда и одновременно избежать забот коричневого Доорства.

– Гм, да, - задумчиво отозвался первый.
– А может, нам уменьшиться до размеров мыши и стать невидимыми одновременно? Представьте себе, какие просторы раскрылись бы перед нами. Ах какие просторы!

– Но тогда любой прохожий мог бы невольно наступить на нас, . и мы лишились бы жизни, - сказал его коллега справа.
– И у нас не было бы права даже пискнуть. Пусть простят меня уважаемые коллеги, но я не вижу смысла... Зачем нам выбираться отсюда? Где мы найдем такой комфорт?

Существа-джентльмены задумались, протягивая ноги к огню и попыхивая трубками.

– Вы правы, - сказал первый.
– Единственное неудобство здесь - смех этой толпы, там - снаружи.

– А, толпа, - ответил его коллега.
– Она смеялась над нами и раньше, ведь правда? И потом, если мы, с ее точки зрения, за решеткой, то с нашей точки зрения - сама эта толпа за решеткой. Следовательно, разве у нас нет права смеяться над ней так же, как она смеется над нами?

– Прекрасно, это решает вопрос, - хором закричали джентльмены и, видимо, уставшие от плодотворного разговора, приготовились вздремнуть.

Но тут один из зрителей бросил в клетку кусок желированной каши. Джентльмены повели носами. Первый взглянул краешком глаза и начал тихонько пробираться к каше. Остальные последовали его примеру. Каждый пытался проползти к вкусной каше так, чтобы коллеги его не заметили. Но, убедившись, что это невозможно, все одновременно набросились на добычу. Вокруг раздавались крики и ржанье, заглушаемые гомерическим смехом публики. Трубки джентльменов валялись по полу... Отдаляясь от этой клетки, я успел прочитать надпись: "Говорящие животные. Питаются кашей. Безопасны".

Следующая клетка преподнесла нам скучный диалог. В ней сидели два дистрофических существа с лысыми головами. Они рассуждали.

– Великий Йауиюайя был непогрешим, - говорило одно существо.

– Да, непогрешим, - подтверждало другое.

– Непогрешим, как Супердоор?

– Как он, - флегматично отвечало другое существо.

– Но Йау утверждает, что Эргон - нематериален.

– Да, утверждает.

– А мы знаем, что он материален, - Да, знаем.

– В таком случае Йау ошибается?

– Очень возможно.

– А мы правы?

– Да, мы правы.

– А в чем же тогда наша ошибка?

Второе существо широко зевнуло и вздохнуло:

– Сколько раз объяснять тебе? Наша ошибка в том, что мы не пошли и не сказали о наших сомнениях тому старому дураку из четвертого корпуса..

– Это не существенно с философской точки зрения, - сказало первое существо.
– Итак, великий Йау был непогрешим.

– Да, непогрешим...

Мы сбежали от этих скучных животных и даже забыли прочесть надпись на их клетке. Но зато следующая надпись сразу бросилась нам в глаза: "Вздыхатель". Вздыхатель прогуливался по клетке спиной вперед, потому что лицо его находилось со стороны спины. Он лил слезы и упорно повторял:

– Когда-то все было по-другому... Дооры были другими... Они меня понимали. Они меня ценили. Я их рисовал и они меня ценили. Я мял, давил, душил, отстранял, отнимал, раздавал, умиротворял, повышал, понижал, советовал, наказывал... И они меня ценили... А сейчас?!

На соседней клетке висела табличка: "Животное - мечтатель о будущем". Обитатель этой клетки не говорил и вообще ничего не делал. Он просто лежал на полу, глядя задумчиво в потолок, с трудом сдерживая дыхание для того, чтобы его не услышали и не посчитали живым. Перед этой клеткой зрители даже не останавливались.