Галактический глюк
Шрифт:
– Совершенно верно.
Сделав паузу, Никита Сергеевич помешал ложкой то, что находилось в миске, затем добавил немного воды и перемешал снова.
– Я полагаю, – продолжил он, повернувшись лицом к собеседнику, – что Ги Циковский намеренно исказил смысл учения об Оллариу. Ведь что такое Оллариу – не знает никто.
– «Оллариу – призыв к действию. Оллариу – жизнь, стиль жизни. Оллариу – это род отношений между людьми. Оллариу – удовольствие и радость. Оллариу – это всё», – тут же процитировал Сид.
– Вот именно, что всё, – умильно улыбнулся, глянув на парня, Никита
– Придумал кто-то – вот и вся семантика, – снова подал голос Сид.
Вениамин сделал неопределенный жест рукой, который тем не менее давал понять, что в данном случае он с парнем согласен.
– Быть может, я и согласился бы с вами, – отвечая на реплику Сида, Никита Сергеевич обращался при этом, как прежде, к Вениамину. – Если бы не Первый Помощник Великого Магистра.
– О Леопольдо говоришь? – это уже был дед, вошедший в комнату с блюдом, на котором в два слоя лежали бутерброды: внизу – с сыром, поверх них – с джемом, судя по цвету, абрикосовым.
Никита Сергеевич не успел ничего ответить – его опередил Сид, возмущенно воскликнувший:
– Где пропадал, дед?!
Владимир Ильич поставил блюдо с бутербродами на стол, после чего с невозмутимым видом ответил:
– За дверью стоял. – Заглянув в миску с едой, Ленин постановил: – Готово! – и сел за стол.
– Прошу всех к столу!
Приглашение Никиты Сергеевича было адресовано опять-таки одному Вениамину, поскольку Сид уже подскочил к столу и схватил чистую тарелку.
– А ну! – замахнулся на него ложкой Ильич. – Знай свое место!
– Развел здесь дедовщину, – недовольно буркнул Сид, но все же отошел в сторону, как был, с пустой тарелкой.
– А что же вы, Владимир Ильич, за дверью стояли? – поинтересовался парикмахер.
– Мешать не хотел, – ответил Ленин, раскладывая по тарелкам содержимое миски. – Вы тут о религии беседовали… Прошу! – протянул он Вениамину тарелку, наполненную темно-коричневой массой с вкраплением небольших кусочков плотного вещества. – Венгерский гуляш, – дед поднял за уголок лежавшую на столе пластиковую упаковку из-под сублимированного продукта. – «Влад Цепеш».
– Дед у нас убежденный атеист, – ехидно заметил стоявший в стороне с пустой тарелкой в руках Сидор.
– Религия, – Владимир Ильич поднял перемазанную подливкой ложку, – для пролетариата все равно что бесплатный героин! Пару раз попробовал – и все!
– Прежде ты говорил, что это марихуана, – не удержался от нового глумливого замечания Сид. Хотя и рискованно это было, – на раздаче-то стоял дед.
– Ну так что ж: раньше – марихуана, теперь – героин, – легко, даже не взглянув на парня, парировал реплику Сида Ильич.
Вениамин пристроился на уголке стола, взял пластиковую вилку, у которой почему-то было только три зуба, и осторожно вытянул снизу бутерброд с сыром. Кусочки, плававшие в густой соевой подливке, оказались мясом. В полетах – а летать Обвалову приходилось часто – нередко
Последней дед наполнил тарелку Сидора. Следует отдать Ильичу должное, парень получил такую же порцию, как все остальные.
Когда все расселись вокруг стола и принялись за еду, Вениамин решил вернуться к теме, которая была прервана появлением деда.
– Вы упомянули некоего Леопольда, – напомнил он Ильичу.
– Точно, – дед обмакнул кусочек хлеба в подливку и отправил его в рот. – Только не Леопольда, а Леопольдо. Фамилия такая. А полностью зовут его Сяо Леопольдо.
– Между прочим, господин Леопольдо глубоко верующий человек, – ввернул Никита Сергеевич.
– Какое это имеет значение? – не понял ремарки Ильич.
– Просвещенная монархия имеет в основе своей глубокую веру народа в то, что власть дарована свыше, – объяснил парикмахер.
– Ничего себе подарочек, – саркастически усмехнулся Ленин.
Но Никита Сергеевич словно и не заметил его реплику.
– Именно поэтому, – изрек он, потянувшись за бутербродом с сыром, – становление монархического строя, который в скором времени распространится на все обитаемые миры, должно начаться на такой планете, как Веритас, где почти все население является верующим.
– Только верят они не в Иисуса, а в Хиллоса, – вставил ехидный Ильич.
На это его замечание Никита Сергеевич отреагировал незамедлительно:
– Да будет вам известно, Владимир Ильич, господь един, и имя его не имеет никакого значения. Как ни назови бога – Иисус, Магомет, Иегова, Будда или Хиллос, – он все равно останется богом. Проблема заключается лишь в том, чтобы вернуть Оллариу первоначальный смысл.
– Ну, началось, – глядя в тарелку, едва слышно произнес Сид.
Вениамин, признаться, тоже испугался, что дед с цирюльником снова втянутся в бесконечный и абсолютно бессмысленный спор, представляющий интерес только для них двоих. Но, по счастью, этого не произошло. Ильич оставил последнюю фразу Никиты Сергеевича без внимания и вновь завел разговор с Вениамином.
– До того, как на Веритасе объявились оллариушники, Сяо Леопольдо был комп-проповедником – нес в массы слово божье, используя для этого гала-сеть. И даже я, будучи человеком глубоко неверующим, – Ленин приложил руку к левой стороне груди, – вынужден признать, что проповедником он был от бога. Да и человеком был деликатным и в общении приятным. Прежде к нему можно было просто так взять да зайти, чтобы словом-другим перемолвиться, – не то что теперь, – Ильич вздохнул с прискорбием, качнул головой и подцепил на вилку сразу три кусочка мяса.