Галактический консул
Шрифт:
— Итак, я позволю себе вкратце напомнить отдельные вехи. Планета Финрволинауэркаф, как следует уже из ее непривычного нашему слуху имени, была открыта исследовательской миссией из системы Эаириэавуунс, которая расположена по ту сторону Ядра Галактики и в наших краях малоизвестна. Что занесло сюда заядерных путешественников — лично для меня загадка, у них там своих белых пятен вдосталь. Очевидно, удаленностью от освоенных пространств и объясняется то обстоятельство, что первопроходцы отнеслись к своему открытию с прохладцей. Сняли весьма поверхностную планетограмму, зарегистрировали в каталогах Галактического Братства, после чего делегировали все права на освоение и колонизацию Совету астрархов. Ну да Бог им судья… В 112 году, то есть почти двести лет спустя, в этом регионе пространства
Дилайт произносил многосложные инородные слова без запинки, даже небрежно, как будто всю жизнь только и делал, что практиковался в скороговорках и языколомках. Аксютин с уважительной завистью вслушивался в звучание этих словесных монстров, что прежде существовали для него, да и для большинства его коллег по кабинетным бдениям, как некие абстрактные символические обозначения, своеобразные буквенные коды, лишенные какого-либо иного смысла. Сам он едва ли был способен единым духом выговорить чужеродное слово, содержащее более шести слогов. Ему вдруг захотелось узнать, что же означает имя планеты, куда ему предстояло отбыть в составе ксенологической миссии, а также в компании сумрачного плоддера. Как перевести это имя с языка оригиналов, а может быть — просто авантюристов, искателей приключений из невообразимо далекой системы с чудовищным для человеческого уха названием Эаириэавуунс.
— Это как раз понятно, — прозвучал негромкий и какой-то выцветший голос в тот момент, когда Дилайт переводил дух после особенно продолжительного периода.
2
Аксютин, да и все остальные не сразу сообразили, что плоддер наконец-то отверз уста.
— Что именно понятно? — вежливо переспросил Дилайт.
— Эти самые… Эа… ири… — Плоддер поморщился. Чужой язык тоже оказался ему не по силам. — Я узнавал. Они ищут колонии для расселения. Обычное дело, как и мы, как и все прочие. Им нужна планета, покрытая слоем жидких углеводородов. Цикланы, алканы, арены. Нефтяной кисель. А это редкость по обе стороны Ядра, еще реже, чем наш «голубой ряд».
— Ага, тогда и в самом деле кое-что проясняется! — обрадовался Аксютин. — Мы этого не знали. Как же так, коллеги? Впрочем, в нашей модели мотивы поведения первопроходцев значения не имели. На Финр… гм… на Уэркаф полно нефти, но она традиционно укрыта в осадочных породах.
Он произнес это, оборотившись к плоддеру и ожидая, что тот поддержит диалог. Но плоддер решил, по-видимому, что и без того сказал изрядно, и снова погрузился в оцепенение.
— Да, Уэркаф, — промолвил Дилайт. — Так чаще мы называем этот мир из соображений экономии времени и, если угодно, сил. Хотя в официальной документации, разумеется, следует придерживаться канона. Возможно, урезая столь варварским способом имя планеты, мы недопустимо искажаем заложенный в нем смысл. Первопроходцы могут обидеться.
— Не могут, — буркнул плоддер.
Все снова поглядели на него, ожидая продолжения, однако же такового не последовало.
— Первым на Уэркаф высадился в 125 году Мечислав Горяев с планетографической миссией, — выждав паузу, продолжил Дилайт. — Ему там резко не понравилось. Как раз занимался очередной пожар. Тем не менее Горяев успел обнаружить следы разумной деятельности. Так называемый «Горяевский могильник». Руины циклопического сооружения, некогда сложенного из неплохо обработанных каменных глыб до двадцати тонн весом каждая. И свежие массовые захоронения внутри. Иными словами, груды обгорелых останков. Не будучи ксенологом, Горяев немедленно удалился, прихватив несколько хорошо сохранившихся скелетов и так называемый «Горяевский манускрипт» — почти уничтоженный огнем предмет материальной культуры в виде раскладной книги из серебряной фольги с нанесенными на ней письменами. Благодаря этому нам удалось реконструировать облик обитателей Уэркаф и достоверно установить наличие там высокоразвитой культуры.
— По меньшей мере рабовладельческий строй, — прокомментировал
— Сразу после Горяева там побывал я, — сказал Дилайт. — Уэркаф уже выгорел. Поля пепла, горы остывающей лавы. От могильника не осталось и следа. Не было в помине и прочих сооружений, как циклопических, так и соразмерных нам. Трудно было представить, что в этом планетарном пожарище могла уцелеть хоть какая-то жизнь. Здесь нужно иметь представление о некоторых особенностях орбитальной ориентации Уэркаф, чтобы понять наше разочарование. — Дилайт помолчал, словно раздумывая, следует ли ему изложить упомянутые особенности либо извинительно будет опустить.
— Я имею такое представление, — сказал плоддер.
Аксютин с удивлением покосился в его сторону. Откуда бы плоддеру почерпнуть такие сведения?
…Особенности, о которых говорил Дилайт, заключались в том, что в своем обращении вокруг светила, желтого гиганта с десятисложным именем, каковое было наречено ему исследователями с Эаириэавуунс взамен прежнего цифрового индекса, планета Уэркаф всегда была обращена к нему одной стороной. Явление не столь уж и редкостное в астрономии. Вспомним хотя бы Луну. Вспомним еще тысячи и тысячи более удаленных от Земли аналогий. Поэтому солнечная сторона Уэркаф не могла быть обитаема: среднесуточная температура достигала пятисот градусов по шкале Кельвина. Все, что могло там сгореть, давно сгорело, а что могло расплавиться и испариться, соответственно испарилось и расплавилось.
Зато темная сторона, отделенная от адской пустыни обильно вулканирующим и сотрясаемым иными катаклизмами терминатором, вполне годилась для жизни. Там даже имелись в наличии небольшие водные пространства с ограниченным испарением и леса из кактусовидных растений, приноровившихся к жаркому, сухому климату, тянувших влагу с огромных глубин невероятно протяженными своими корнями. Фауна полного спектра, от простейших до высших хордовых. Среди которых венцом творения можно было считать таинственных зодчих так называемого «Горяевского могильника» и слагателей так называемого «Горяевского манускрипта».
От щедрот местной космогонии Уэркаф был наделен крупной луной, которая и дарила его укрытой от губительного жара половине день, отражая свою долю солнечных лучей. Но этот «лунный день» был ясен, лишь когда расступались тугие тучи пепла, выброшенные в атмосферу с терминатора и на небольшой высоте блуждавшие над планетой.
По сути своей Уэркаф был химерой. Планетой-Янусом, гибридом из двух слабо совместимых миров, ни один из которых не был достаточно хорош для обитания. Первый уже обратился в пожарище. Второй постоянно горел и никак не мог догореть окончательно…
— И прекрасно, — ответил Дилайт на реплику плоддера. — Моя первая миссия завершилась относительной неудачей. Отчего относительной? Сгоряча некоторые из нас порывались обвинить Горяева, который уж и сам не рад был своему открытию, в фальсификации. Но экспертиза материалов убедила нас как в его правдивости, так и в неизбежности провала нашего лихого ковбойского наскока. Ведь мы высадились на терминаторе, где цивилизацией и не пахло. Горяеву просто повезло, что он застал следы местной культуры, обреченные на погребение под лавой и пеплом. Могильник был воздвигнут еще в Лунном полушарии, где и заполнялся останками довольно продолжительное время. Пока в силу исключительно медленного, но все же существующего рассогласования в годовом и суточном вращении планеты не вполз на терминатор. Установлено, что Солнечное и Лунное полушария Уэркаф непостоянны и полностью меняются местами раз в несколько тысяч лет… Прояснив до конца планетографическую ситуацию, в 128 году мы направились на Уэркаф вторично, высадившись на сей раз в центре Лунного полушария. Материальных следов культуры там тоже оказалось небогато, но не прошло и сорока часов, как мы вступили в контакт с местными обитателями — «Аафемт», как они себя называют. В контакт чрезвычайно плодотворный, в ходе которого удалось выстроить достаточно полную социометрическую модель цивилизации, составить словарь…